Золотой человек (Йокаи) - страница 364

С тех пор прошло лет сорок, и теперь ей, должно быть, лет шестьдесят семь. Она не смирилась, не раскаялась. По-прежнему хранит злобу в сердце и нисколько не сожалеет о своих проступках.

По воскресеньям всех узниц водят в церковь, только Аталию запирают в одиночной камере, опасаясь какого-нибудь кощунства с ее стороны. Когда, еще в начале заключения, ее принудили однажды посетить церковь, она во время проповеди крикнула священнику: «Ты лжешь!» — и плюнула на алтарь.

За время ее заключения не раз бывали амнистии. В знаменательные для государства дни сотни преступников выпускали на свободу. Лишь эту узницу тюремное начальство никогда не представляло к помилованию. Тем, кто увещевал ее образумиться, раскаяться и снискать себе прощение, она неизменно отвечала:

— Так знайте же, как только меня выпустят на волю, я убью эту женщину!

Она и до сих пор твердит то же самое.

А между тем женщина, которую она жаждала сжить со света, долгие годы промучившись после «кинжального удара», нанесенного ее больному сердцу, уже превратилась в прах. С тех пор как Тимея услыхала слова: «Тимар жив», — она уже не могла быть счастлива. Слова эти, как холодный призрак, омрачали все ее радости. Супружеская любовь, поцелуи мужа были навсегда отравлены. Почувствовав близость смерти, Тимея попросила отвезти ее в Леветинце. Ей хотелось, чтобы ее похоронили не в усыпальнице, где под надгробием Тимара покоился неизвестный прах, а именно в Леветинце. Там, на берегу Дуная, она облюбовала для себя укромное местечко под плакучей ивой, недалеко от того места, где когда-то утонул ее отец Али Чорбаджи. Это было совсем близко от «Ничейного» острова. Казалось, ее влекло туда какое-то таинственное прозрение. Надгробный камень на ее могиле и одинокий утес на «Ничейном» острове стоят почти напротив друг друга.

А на сокровищах, оставленных ей Тимаром, лежала печать проклятия. Единственный сын Тимеи от второго брака оказался мотом. Попав в его руки, баснословное богатство исчезло с той же сказочной быстротой, с какой было нажито. Внуку Тимеи пришлось существовать на пенсию, которую Тимар назначил для ее обедневших родичей. И это все, что осталось от его громадного состояния.

Ныне на месте комаромского дворца стоит уже другое здание, а фамильный склеп Леветинци был скрыт, когда воздвигались укрепления. От былой роскоши и блеска не осталось и следа.

Но что же происходило на «Ничейном» острове?..

Прошло сорок лет после исчезновения Тимара из Комарома. Я еще только одолевал букварь, когда нас, школьников, заставили шагать в погребальной процессии на похоронах богатого и знатного барина, о котором позднее рассказывали, что он вовсе не умер, а попросту куда-то скрылся. Народ твердо верил, что Тимар жив и когда-нибудь вновь появится. Вероятно, это убеждение породили зловещие слова Аталии.