Он испытал неожиданный и неуместный укол ревности, когда Линда принялась рассматривать фотографии. На них Ник смеялся, излучал радость жизни, свет, молодость… и легкомыслие. Линда задержалась на фотографии взглядом, а затем со вздохом выпрямилась.
— Он был симпатичный. Красивый даже.
Да, черт возьми, если тебе нравятся смазливые мальчики, остающиеся таковыми лет до шестидесяти!
— Да, очень.
— Наверное, я его любила? Не помню… Довольно банальная история. Классический адюльтер. Разумеется, кроме того абзаца, где говорится о растратах в фонде Чериша. Думаю, именно за этим все журналисты и охотятся. Узнать, что несколько миллионов долларов уплыли из карманов австралийских налогоплательщиков, — шикарный кусок для прессы.
Из всей статьи Линда быстро выделила самое главное, подумал Коннор. Должно быть, она знает, о чем говорит.
Нарочито небрежно протянул:
— Скорее всего, это они вбросили для затравки, чтобы возбудить интерес к статье.
— Что ж, надеюсь, все факты они проверили, иначе за это можно нарваться на иск о клевете…
Подозрения черной тучей клубились в душе Коннора. Он всегда гордился своим умением разбираться в людях, но в случае с Линдой это не получалось. Он не мог определенно утверждать ни того, что она врет, ни того, что она абсолютно невинна. Загадочная красавица, тайна за семью замками. Ее душа всегда была скрыта от него. Единственное, что он знал точно, так это то, что тело ее прекрасно и невыносимо желанно.
За прошедшие несколько дней ничего не изменилось, если не считать того, что они стали любовниками. Он все так же ничего не знал о Линде, и она ускользала от него. Словно клинок, выкованный в жарком пламени и закаленный во льду, гибкая и смертоносная, таинственная и отчужденная.
О чем она думает?
Линда потерла пальцами висок.
— Странно… Я словно о ком-то другом прочитала… Знаешь, Коннор, это звучит смешно, но ты единственный человек в мире, которого я знаю… кто мне знаком.
— Бедная малышка!
— Да… Теперь понятно, почему тот репортер спросил, знаю ли я, что случилось с деньгами.
Коннор врос в диван. Его голос звучал абсолютно индифферентно.
— А ты знаешь?
— Не думаю. В этой книжке про амнезию написано, что в основном психика не меняется. Уходят отдельные моменты, но общая линия неизменна. Видишь ли, я ничего не помню, но и теперь считаю, что воровать нельзя. Просто потому, что нельзя.
Коннор встал.
— Ладно. Давай оставим эту тему. В любом случае ты ничего не можешь сделать, пока память не вернулась к тебе.
Линда слабо улыбнулась, подняв на Коннора усталые и прекрасные глаза.