— Вы думаете, Бен — атавизм? — спросила доктор Джилли серьезно. Таким голосом, будто как следует приготовилась обдумать эту мысль.
— Мне это кажется очевидным, — сказала Гарриет.
Снова пауза, доктор Джилли рассматривала свои ухоженные руки. Потом вздохнула. Подняла взгляд и посмотрела в глаза Гарриет: «Если это так, что я, по-вашему, должна делать?»
Гарриет не сдавалась:
— Я хочу, чтобы это было сказано. Чтобы это признали. Мне просто невыносимо, что этого никто никогда не скажет.
— Вы понимаете, что это просто не в моей компетенции? То есть — даже если это правда. Вы что, хотите, чтобы я дала вам письмо в зоопарк: «Посадите этого ребенка в клетку»? Или отдала его на опыты?
— Господи, — сказала Гарриет, — нет, конечно. Нет.
Повисла пауза.
— Благодарю вас, доктор Джилли, — сказала Гарриет, завершая беседу традиционной формулой. Она поднялась. — Вы сочтете возможным выписать мне по-настоящему сильное успокоительное? Бывают моменты, когда я не могу справиться с Беном, и мне нужно какое-то средство.
Доктор написала что-то. Гарриет взяла листок. Поблагодарила. Попрощалась. Пошла к дверям и оглянулась. На лице доктора она увидела то, что ожидала: в остановившемся мрачном взгляде отразились чувства этой женщины — ужас перед нечеловеческим, нормальное неприятие того, что лежит за границами человеческой природы. Ужас перед Гарриет, породившей этого Бена.
Бен был в маленькой комнате: забился в угол, не моргая таращился на дверь, из которой вышла Гарриет. Дрожал. Люди в белом, белые халаты, комната, где пахнет лекарствами… Гарриет поняла, что, сама того не желая, разбудила его страхи. Если будешь плохо себя вести, тогда…
Он покорился. Жался к Гарриет; нет, не как ребенок к матери, а как испуганный пес.
С тех пор каждое утро Гарриет давала Бену дозу успокоительного, которое, впрочем, почти не действовало на него. Но Гарриет надеялась, что таблетки затормозят его хотя бы до окончания занятий, пока он не рванет с Джоном на мотоцикле.
Вскоре окончился первый год пребывания Бена в школе. Это означало, что они все могли жить по-прежнему, делая вид, что ничего особенно плохого не происходит, Бен — просто «трудный ребенок». Он ничему не учится — ну так масса детей ничему не учится: они отбывают время в школе, и все.
Под Рождество Люк написал, что хочет поехать к бабушке с дедушкой, которые были где-то у южных берегов Испании; а Хелен отправилась в Оксфорд, в гости к бабушке Молли.
Дороти приехала на Рождество, всего на три дня. И забрала с собой Джейн: та обожала маленького больного ребенка, монголочку Эми.