— тонкая, с уже запачканной обложкой, — а ведь Шивон говорила, что обожает читать.
— Шивон, я ничего не понимаю в детях. Я никогда особо не общалась с малышами, но я надеялась...
Ну, что материнство проявит другую сторону моей натуры. — Я заметила еще один ее мимолетный взгляд.
— Не проявило.
Шивон поежилась:
—Вы когда-нибудь говорили с Франклином о своих чувствах?
Я хмыкнула:
— Тогда нам пришлось бы что-то предпринимать. А что?
— Вы не думали, что первые два года самые тяжелые? Что потом станет легче?
Я облизнула губы.
— Я понимаю, что это прозвучит не очень- то красиво. Однако я ждала эмоционального вознаграждения.
— Но только отдавая, вы что-то получаете взамен.
Она пристыдила меня, хотя тогда я об этом не подумала.
— Я отдаю ему все свои выходные, все свои вечера. Я даже отдала ему своего мужа, которому теперь интересно говорить только о нашем сыне, а из дел — катать коляску взад-вперед по Бэттери-парку. В ответ Кевин злобно на меня смотрит и не выносит моих прикосновений. Насколько я могу сказать, он почти ничего не выносит.
Разговор нервировал Шивон; это была домашняя ересь. Но похоже, мои слова как-то затронули ее, и она не могла больше подбадривать меня. Так что вместо того, чтобы расписывать восторги, ожидающие меня, как только Кевин подрастет, она мрачно сказала:
— Да, я понимаю, о чем вы.
— Скажи, пожалуйста, Кевин... реагирует на тебя?
— Реагирует? — Я впервые услышала в ее тоне сарказм. — Можно и так сказать.
— Когда ты сидишь с ним днем, он смеется? Гукает от удовольствия? Спит? — Я осознала, что до сих пор не осмеливалась спрашивать ее об этом, а теперь пользуюсь ее щедростью.
— Он таскает меня за волосы, — тихо сказала она.
— Но все дети... они не понимают...
— Он дергает очень сильно. Он уже достаточно взрослый и понимает, что мне больно. И еще, Ева, тот чудесный шелковый шарф из Бангкока. Он разорвал его в клочья.
Бум! Бум! Кевин проснулся и застучал по металлическому ксилофону — твой подарок, — увы, не проявляя никаких признаков музыкального слуха.
— Когда он наедине со мной, — сказала я, пытаясь перекрыть шум, — Франклин называет это капризом...
— Он выбрасывает из манежа все игрушки, а потом кричит и не умолкает, пока не положишь их обратно, а потом снова их выбрасывает. Вышвыривает их.
Б-Бэнггг-БЭНГ! БУМЦ! БЭНГ! Б-Б-Бэнг-бэнг-бэнг- бэнг-бэнг! Жуткий грохот, из которого я заключила, что Кевин протиснул ксилофон между прутьями кроватки.
— Безнадежно! — с отчаянием воскликнула Шивон. — Когда он сидит за столом в своем высоком стульчике, он так же швыряется колечками, кашей, крекерами... Вся еда оказывается на полу, и, хоть убейте, я не понимаю, откуда он берет силы!