— Сомневаюсь; слишком разумное объяснение. Нет, ты отработала целый день. Отдыхай до конца недели. Ты измучена. — Я уже умасливала ее, надеясь удержать, пока мы не найдем замену. Черта с два.
— И еще одно, — сказала Шивон, запихивая в сумку мою записку с именем редактора НОК по Нидерландам. — Конечно, все дети разные, но Кевин уже должен был бы говорить. Хотя бы несколько слов. Может, надо посоветоваться с вашим доктором. Или больше разговаривать с Кевином.
Я пообещала разговаривать, проводила ее к лифту, бросила печальный взгляд на кроватку.
— Знаешь, действительно все иначе, когда он твой. Невозможно уйти домой.
Да, мое желание уйти домой особенно усиливалось, когда я уже была дома.
Мы обменялись тусклыми улыбками. У ворот Шивон оглянулась и помахала мне. Я не отходила от окна, пока она бежала по Хадсон-стрит прочь от нашего лофта и маленького Кевина так быстро, как только могли нести ее некрасивые ноги.
Я вернулась к нашему сыну, к его возмущенным корчам. Я не собиралась брать его на руки. Некому было заставлять меня, а сама я не хотела. Я не стала, как предложила Шивон, проверять его памперс, не стала согревать бутылочку с молоком. Я не стала его успокаивать. Опершись локтями о решетку кроватки, я опустила голову на сплетенные пальцы. Кевин стоял на четвереньках в положении, рекомендованном Новой школой для родов. Большинство детей плачет с закрытыми глазами, но глаза Кевина были чуть-чуть приоткрыты. Когда наши взгляды встретились, я почувствовала, что мы наконец общаемся. Его зрачки еще были почти черными, и я видела в них понимание: мама не собирается выяснять, в чем дело.
—Шивон думает, что я должна с тобой разговаривать, — сказала я насмешливо. — А кто же еще, если ее ты выгнал? Да, да, своими визгами ты вытолкнул ее за дверь. В чем твоя проблема, маленький кусок дерьма? Гордишься, что губишь мамину жизнь? — Я намеренно говорила вялым фальцетом, как советуют эксперты. — Ты обманул папочку, но мамочка тебя раскусила. Ты — маленький кусок дерьма, не правда ли?
Кевин поднялся, ни на мгновение не прервав визга. Схвативись за прутья, он завизжал прямо мне в лицо, да так, что заболели уши. Его искаженное лицо казалось старческим, и именно так я представляла физиономию заключенного, уже начавшего копать тоннель пилкой для ногтей. На чисто зоологическом уровне наша близость была опасной; Шивон не шутила насчет волос.
— Мамочка была счастлива, пока не появился маленький Кевин, ты ведь это знаешь, не так ли? А теперь мамочка каждое утро просыпается с желанием оказаться во Франции. Мамочки - на жизнь теперь отвратительна. Правда, мамочкина жизнь стала отвратительной? Ты знаешь, что иногда мамочке хочется сдохнуть? Только бы ни минуты больше не слышать твои визги. А иногда мамочке хочется спрыгнуть с Бруклинского моста...