Убитая учительница вроде хорошо относилась к сопляку. И не знаю, стоит ли винить видео и рок-музыку.
Мы тоже выросли на рок-музыке, не так ли? Никто из нас не устраивал перестрелок в средней школе. Или возьмем Лоренса. Малыш любит смотреть по телевизору кровавые боевики и в самых натуралистических местах даже глазом не моргнет. А когда умер его кролик, парень плакал неделю. Дети понимают разницу.
Мы правильно воспитываем его. Может, это покажется несправедливым, но начинаешь задаваться вопросом, не в родителях ли дело.
Ева
Дорогой Франклин,
Ты знаешь, я стараюсь быть вежливой. Поэтому, когда мои коллеги — да, веришь ты или нет, но я работаю в туристическом агентстве в Найаке, и благодарна за это, — так вот, каждый раз, как они начинают с пеной у рта ругаться из - за непропорционально большого количества голосов, поданных за Пата Бьюконнена в Палм-Бич, я так терпеливо жду, когда они закончат, что стала высоко ценимым предметом обстановки: я — единственная в офисе, кто не мешает им закончить предложение. Когда в этой стране вдруг разразились карнавальные словесные баталии, меня не при - гласили на праздник. Мне все равно, кто президент.
Однако я очень живо вижу эту последнюю неделю в объективе моего личного «если бы». Я голосовала бы за Гора, ты — за Буша. Мы бы жарко спорили перед выборами, но это — это — ах, это было бы чудесно. Громко стучали бы по столу кулаки, хлопали бы двери, я бы декламировала цитаты из «Нью-Йорк тайме», ты бы яростно подчеркивал выводы аналитических статей в «Уолл-стрит джорнэл». И мы неизменно подавляли бы улыбки. Как я скучаю по тем шутливым перепалкам.
Наверное, в начале прошлого письма я была не совсем искренней, когда намекала, что в конце дня рассказывала все. Наоборот, одна из причин, заставляющих меня писать тебе, состоит в том, что моя голова разбухает от мелочей, о которых я никогда тебе не рассказывала.
Не подумай только, что я наслаждалась своими тайнами. Они затягивали меня, теснили, и давным-давно я больше всего хотела излить тебе душу. Но, Франклин, ты не хотел слышать. Я уверена, что не хочешь и сейчас. И вероятно, в то время я должна была приложить больше усилий, чтобы заставить тебя прислушаться, но слишком рано мы оказались по разные стороны я даже не знаю чего. Для многих ссорящихся пар то, что их разделяет, кажется абстрактной границей — историей или зыбким недовольством, страстной борьбой с самой жизнью, чем-то эфемерным. Вероятно, в периоды примирения таких пар нереальность пограничной линии способствует ее растворению. Я с завистью представляю, как они это замечают: