Эта мысль, элементарная сама по себе и вряд ли стоящая внимания, напомнила мне: обладай Луна атмосферой, я так и остался бы сидеть на Земле. Откуда что берется!
Потом я снова сидел в кресле и ощущал, как возвращается тяжесть – всего лишь лунная, но и это уже кое-что. При касании корабль чуть заметно вздрогнул.
Приехали.
Не стану докучать вам бытовыми подробностями «Аристотеля». Большей частью заглубленная в грунт, станция высунула на поверхность несколько куполов и расстелила на ближайших холмах километры рулонных солнечных батарей. Были еще глубокие штольни для добычи породы, содержащей воду, и уже третий террикон обезвоженной пыли медленно, но неуклонно рос в небольшом отдалении.
Комнаты для отдыха и сна, рабочие помещения, общая столовая, она же клуб и конференц-зал, ангары, склады…
Много всего. И сотня добровольцев в годичной командировке.
Плюс мы.
Никто из здешних старожилов не был рад нам: у них из-под носа увели самое вкусное, да еще приказали наглухо молчать о нем, в то время как за вкуснятиной прибыли никому не известные хмыри. При внешней корректности с нами держались холодно.
Плевать. Я дождаться не мог момента, когда мой Слепок будет активирован.
Фигура речи, сами понимаете. Что значит «дождаться не мог»? Дождался же.
Дождался, изучая по картам и снимкам лунный рельеф в районе к западу от Анаксагора.
– Вот она, та площадочка, – тыкал пальцем румяный здоровяк Скворцов, единственный старожил «Аристотеля», который и не подумал скрывать своей досады от нашего присутствия, но зато в нем было что-то человеческое. Я начинал проникаться симпатией к нему. – Вот тут. Не видно? Ну да, вот маленький пичок, а та площадка в его тени. И когда я летал, она была в тени, не то я ее разглядел бы. Сейчас покажу другое фото, там она почти получилась…
Я запоминал.
Почему мой Слепок решено было активировать первым – не знаю. Но я обрадовался, а те двое погрустнели, хотя, казалось бы, какая разница, кто будет первым, кто вторым, а кто третьим. Это ведь всего лишь полевые испытания.
Всего лишь?
Сеанс слияния – или, выражаясь совсем уж «на пальцах», перенос в Слепок моих последних впечатлений, – был самой рутинной процедурой для того меня, что состоял из мяса и костей. Но тот я, который был заперт в электронной начинке «паука», проснулся и очень удивился.
Затем все вспомнил.
Руки? Ноги? Глаза? У меня их больше не было. Были лапы, некоторые для движения, а некоторые для работы. Для тонкой и грубой работы – отдельные лапы. Видеть я стал несколько хуже, если говорить о четкости, зато мой цветовой диапазон расширился за счет тепловых лучей и ближнего ультрафиолета. Что я потерял начисто, так это обоняние и осязание. Слух остался: «паук» имел микрофоны, соединенные с наружными конструктивными элементами. Я слышал свои шаги и легкий металлический шелест (хорошо, не скрип!) собственных шарниров. И еще, разумеется, я слышал голоса по радио – они звучали для меня совсем как речь, принятая нормальными человеческими ушами.