Он сбросил скорость, поставил машину на ручник и облокотился на открытое окно. Выражение лица у него было глуповатое и немного скептическое. Она открыла дверцу и села в машину. Он обхватил рукой переключатель скоростей, словно это была игрушка, которой он не хотел ни с кем делиться, как бы предупреждая ее. И коротко кивнул ей. Она схватила ремень.
– Поезжайте, а я потом.
Он ничего не ответил, но завел машину и выехал с территории вокзала, проехал все размеченные для автобусов места. Она чувствовала, что он чего-то ждет, как будто разговор должна начать она, потому что инициатива принадлежала ей, ведь это же ей была нужна машина.
«Черт побери, мне совсем не страшно», – подумала Эва.
– И не боитесь сажать на дороге незнакомых людей? – спросила она сладким голосом.
Было 5 октября, 21.40, и репутация Эвы была чистой, как снег.
***
Одна рука его лениво лежала на руле; он не выпускал рычаг передач, короткий спортивный рычаг передач, он держал его правой рукой. Она сидела и смотрела на его руки. Короткие руки, широкие ладони с толстыми пальцами. Гладкие, без волос; левая рука, лежавшая на руле, была расслабленной, на пальцах правой, сжимавшей рычаг, ногти побелели. Руки были похожи на иллюстрации в книжках у Эммы-слепые и бесцветные подводные животные. Ляжки короткие и круглые, швы на джинсах чуть не лопались, кожаная куртка расстегнута, живот просто вываливался из нее. Можно было подумать, что он месяце на седьмом.
– Значит, хотите «Манту» прикупить? – спросил он, двигаясь на сиденье взад-вперед.
– Да. Знаете, я немного сентиментальна, – призналась она. – У меня когда-то была такая машина, но пришлось ее продать. И я до сих пор ее помню.
Удивительно, подумала она, я сижу рядом с ним и разговариваю, как ни в чем не бывало.
– А на чем сейчас ездите?
– На старой «Асконе», – призналась она и улыбнулась. – Ни в какое сравнение не идет.
– Да уж, еще бы!
Они находились на середине моста, и он включил левый поворот, чтобы выехать на главную улицу.
– Езжайте к Фоссену, – предложила она. – Там есть такие местечки, где можно хорошенько разогнаться.
– Вот как? Хотите, чтобы я прибавил газу?
Он заржал и снова заерзал на сиденье, это была какая-то ребячливая дурная привычка, которая выдавала примитивность. Именно таким он ей и запомнился. Рядом ним она чувствовала себя старой, но, скорее всего, они ровесники, не исключено, что он даже на пару лет моложе. Когда он двигался, брюхо оставалось неподвижным, похоже было, что оно каменное. На каждом светофоре его бледное лицо вспыхивало. Бесцветное лицо без всякой индивидуальности и почти без мимики.