— Тогда ждите.
— Друг, в Зоне уже почти ночь. Ждать долго не можем.
— Ты можешь пройти. Напарника без санкции руководства пропустить не имею права.
— И сколько ждать?
— Жди, я сказал.
Коммуникатор выплюнул мой пропуск и отключился. Вот зараза… однако стемнело уже заметно.
— Чё, иди. — Ересь апатично мотнул головой в сторону пропускника.
— Э, нет. Напарника не бросают, пока живы.
— Да какой я тебе напарник. Отмычка, гайка ходячая. — Парень сплюнул. — Чё ты из себя героя строишь?
— Пусть будет отмычка. Ты, сволочь, сталкера обворовал, моего погибшего товарища подставил, поэтому на другую роль не годишься. Я не сказал — друг. Я сказал — напарник. А напарников, даже отмычек, в Зоне не оставляют.
— Да… он один был человеком, — спокойно, с расстановкой проговорил Ересь. — И та, что с ним, тоже хорошей была. А вот ты дерьмо. И все остальные в этой долбаной Зоне тоже дерьмо. Я тебя помню, Фреон. Я к тебе подходил в Баре, напряги мозг, вспомни. Ты меня послал матом. Я тебе тогда на фиг не нужен был, напарник, а теперь вдруг потребовался. А он меня из банды, что убивать его была послана, взял. И всю дорогу берёг, понимаешь? Он меня из Зоны выводил за так, даром, просто ради того, чтоб я в живых остался. Да я вообще не верил, что такое может быть, не понимал… а теперь поздно.
— Что же ты, правильный такой, а сталкера грабанул? — Я решил рубить сразу, не оттягивая этот разговор. — Видишь, Лунь тебя вытаскивал, а ты, гадёныш, его перед всем «Долгом» подставил, и после всего мне… да, мне мораль читаешь, какой я плохой. Дать бы тебе сейчас по морде, да по старым бланшам бить не хочется.
И Ересь сник.
— Дурак был… я ведь, знаешь, к нему в команду попросился. Очень надеялся, чтоб, значит, с ними в Зону ходить. Поверил я ему. А он… он не взял. Не для того, говорил, я тебя на «Росток» выводил, чтоб ты в Зоне накрылся, да и нам, мол, с Хип вдвоём ходить привычнее, не нужно никого в команду. А меня… такая злость и обида взяла, что… дурь в башку ударила. Думал, раз никому больше не нужен, то и чихать на всех вообще. Да, вытащил я деньги у одного бухого сталкера. Да, свалил. И от Луня отгрёб, да так, что возненавидел я его люто. Думал я, после такого убьёт. Не убил. Я на него пытался стрелу перевести, когда… — Ересь перевел дух, помолчал и уже срывающимся, осипшим голосом продолжил: — Когда у «долговцев» допрашивали. Сказал бы он мне, что сволочь я и мразь, что соврал я, что гад, — а он молчал. Смотрел просто и молчал, и от этого мне ещё хуже делалось, и ещё больше злость и на него, и на себя. Фраер я позорный, падла последняя, ты это учти, сталкерок. Другим уже не стану. — И очень тихо, шёпотом, добавил: — Нет их больше… не простили.