Сет чувствовал, что обязательно упадет куда-то глубоко вниз, стоит ему открыть не ту дверь, и понесется с невероятной быстротой на звук голосов.
Мальчик стоял за спиной.
— Давай, приятель.
Его присутствие подталкивало Сета вперед. Ноги онемели, по ступням бегали мурашки, челюсть окаменела, и он с трудом дышал. Однако же Сет продвигался по черно-белым мраморным плиткам прихожей. Старомодные стеклянные лампы лили грязное мерцание, которое не достигало скрытого в темноте потолка и не могло толком осветить красноватые стены. Цвет стен сгущался до багряного оттенка бычьей крови вокруг больших картин в золоченых оправах. Тяжелые рамы походили на оконные, жизнь за которыми замерла под напором разрастающейся пустоты.
Пустота притягивала взгляд. Высасывала его из тела, оставляя позади лицо. Она подталкивала к плоской темноте на картинах, где изображалось полное отсутствие чего-либо. Сет холодел, он боялся высоты, как будто мог провалиться в картины.
Однако если долго вглядываться в ничто внутри рам, можно кое-что рассмотреть. Пусть смутное, размытое, похожее на бледную рыбину из темных стоячих забытых вод.
Сету показалось, что он видит то тут, то там какой-то быстрый промельк. Мерцание серых костей, лицо, быстро обернувшееся через плечо, желтые щелкающие зубы. Потом все исчезло. Или же это просто игра блеклого света, который искажает истинные контуры того, что рождается из мазков краски?
Когда Сет проходил мимо самого большого прямоугольного полотна, он совершенно отчетливо увидел отсыревшие кирпичные стены шахты, отстающие от рамы картины, а внутри тоннеля — бледный силуэт кого-то, спешно удирающего прочь, но задом наперед.
Постепенно, по мере того как Сет видел все больше и больше фрагментов обширного темного пространства, внутри рам проступали все новые контуры, они обретали все более ясные очертания. Сами же картины стали похожи на далекие неосвещенные комнаты. Внутри их что-то корчилось и извивалось, лица были отвернуты или закрыты от света. От некоторых картин веяло физическим присутствием, рябая человеческая кожа походила на сброшенную одежду, лишенную четких контуров, поскольку внутри не осталось ни мышц, ни костей. Тусклая телесная оболочка дергалась, силясь освободиться от тонких булавок, пришпиливавших ее к стенам в пятнах ржавчины или гнили.
А затем Сета понесло вперед. Двигаясь рывками против своей воли, он летел мимо обитателей множества темных комнат по ту сторону рам. Чтобы глядеть прямо перед собой или под ноги — куда угодно, лишь бы не на жуткие стены и то, что с них свисало, — Сет пытался совладать с мышцами шеи, запрещая себе вертеть головой. Однако он все равно улавливал очертания людей боковым зрением или же видел на картинах впереди, потому что глаза упрямо отказывались повиноваться. Сет стиснул зубы, чтобы не кричать при виде извивающихся тварей, обглоданных до костей, разорванных на куски; ошметков плоти, изодранных, словно тряпки. Время от времени в пустоте мелькали смазанные побелевшие лица, искаженные криком. Вдруг на стенах с обеих сторон начала формироваться какая-то жуткая масса, словно кто-то бросил клич и призвал всех обитателей картин собраться вместе.