— Отдай мне свою лучшую козу, и я отвечу тебе, — пообещал тот.
Горец отдал мудрецу свою лучшую козу (благо долго выбирать не пришлось), и тот, погладив длинную седую бороду, изрек:
— Понятия не имею!
И горец, просветленный, удалился на верхушку соседней горы.
И вскоре у него было много-много коз, красавица жена и новый большой дом.
Горская притча
— Думаешь, это она? — шепотом поинтересовался Джай. За раздвинутыми кустами открылась прогалина, заполненная тьмой до макушек деревьев. Не то луг, не то большая поляна, Иггр поймешь. Выходить туда, как завороженным факельным светом мотылькам, было боязно, тьфу, неразумно.
Жрец не ответил. Он не видел смысла гадать, а узнать наверняка можно было, только подкравшись поближе.
Огненный мазок двигался. Очень неспешно и, похоже, по кругу, как будто держащий его человек что-то потерял и теперь пытается отыскать, склонившись над густой травой.
— Ну что там у вас, э? — Горец не пожелал отлеживаться, присоединившись к компании верхом на кошаке.
— Ты зачем поклажу бросил?! — напустился на охотника Джай. Человеку-то хоть «Ау!» можно покричать.
— Тишш найдет, — нетерпеливо отмахнулся ЭрТар. — А вы чего тут мнетесь, э?
— Мы не мнемся, — обиделся обережник, — а изучаем обстановку. — И язвительно добавил: — У вас в горах о таком, поди, и не слыхали?
Охотник пригляделся к блуждающему светляку и от души расхохотался. Неизбалованные городскими огнями горцы видели в темноте едва ли не лучше кошаков.
— А у вас — вот об этом! — И, хлопнув Тишша по загривку, открыто поехал вперед.
Джай и Брент с оглядкой последовали за ним, но предосторожности действительно оказались излишними: на поляне пасся баран салойской, исключительно злонравной породы, легко отличаемой по черным ногам и хвосту. К курчавому загривку животного был привязан светильник, полощущий маленьким, но очень ярким язычком пламени.
Баран тоже заметил незваных гостей, наклонил башку с толстыми витыми рогами и с нарочитым топотом понесся на горца.
— Ннэ, шайе! — строго прикрикнул на него ЭрТар, поднимая руку с воображаемой пастушьей рогулиной. Баран резко сбавил ход, а там и вовсе остановился, исподлобья поглядывая на горца. Горец наклонился и снисходительно почесал его между рогами. — Не ищи приключений на свой шашлык, бяша!
— Ловите его, люди добрые! — донеслось из кустов на противоположном краю поляны, и из них с треском, делающим честь сказочному зверю медведу[41], вывалился человек, отчаянно вопиющий на бегу: — Именем Иггра Двуединого и всеблагого, хватайте это порождение его минутной слабости!