Пока они были девки и парни, все как-то еще обходилось миром и даже вздохами-поцелуями, но стоило девкам округлиться, а парням от этого сбеситься и пережениться на них, как почему-то тут же наступал мордобой.
Но когда началась война и мужиков увезли на фронт, во дворах стало тихо. Никто больше не выскакивал из дома в одном белье, не орал посреди ночи как резаный, не прятался по сараям. Топоры, вилы, лопаты и грабли скучно использовались только по назначению. Никто не размахивал ими над головой, не швырял их через забор к соседям. Жизнь остановилась.
Правда, только до тех пор, пока бабки с дедками не вспомнили, что они тоже «муж и жена» и что у любви для всех одни законы.
И вот тогда старички помаленьку задрались. И хоть получалось у них уже не так весело и громко, как раньше, но Разгуляевка вроде опять ожила.
Поэтому, когда полгода назад Петька во время урока увидел вдруг, как интересно падает из окна солнце на косы Таньки Захаровой, у него не возникло даже тени сомнения. Догнав ее после школы, он размахнулся и без разговоров стукнул сумкой по голове. Танька стукнула его в ответ, он ее еще раз, и разгуляевские пацаны, дразня его, к слову «выблядок» теперь стали добавлять еще и «жених». Какое из этих слов было обиднее – Петька так и не решил. «Выблядок», хоть он и привык к нему, звучало противно, однако «жених» было уже совсем. Тем не менее Таньку Захарову сумкой по голове он бить не перестал. Кроме кос у нее оказались еще зеленые глаза, смешной вздернутый нос и теплые ладошки.
Петька зажмурился изо всех сил и попытался представить себе Танькино лицо. Сразу после победы ее семья собралась и уехала из Разгуляевки в Ростов, откуда их эвакуировали в самом начале войны. После их отъезда прошло уже два месяца, и Петька понемногу забывал Танькины веснушки, но пацаны, швыряя в него камнями, по старой памяти все еще кричали «жених».
«Выблядок» они, конечно, кричали тоже.
Петька зажмуривался все сильнее, но перед глазами, кроме цветных кругов, ничего не появлялось. «А как, интересно, слепые? – неожиданно подумал он. – Как у них это все? Они же не видят друг друга. Откуда они знают – на ком жениться? Не видно ведь ни фига».
– Эй, ты чего, Петька? – раздался рядом с ним удивленный шепот.
Петька открыл глаза. Сквозь вращающиеся цветные круги он разглядел Валерку.
– Тебе плохо, что ли? – спросил тот. – Жрать хочешь?
– Да пошел ты, – сказал Петька, слегка тряся головой. – Докладывай, что там у них.
От голода башка у него, конечно, кружилась, как у всех остальных, но Валерке он всегда врал, что у него лично не кружится.