На следующий день он вышел на работу. Господин Ивая распорядился, чтобы ему выдали чистое кимоно и посадили в табачном магазине при фабрике. День или два ваш дед ждал, когда ему объяснят его обязанности, но управляющий магазином даже не смотрел в его сторону. Наконец, он набрался храбрости и сам спросил, что он должен делать. Управляющий фыркнул, не ответив ему ничего, а один из младших продавцов тихонько шепнул, что ему надо просто сидеть у входа и здороваться со всеми, кто приходит покупать сигареты.
Сначала это было совсем несложно, потому что любители табака в Нагасаки привыкли курить кисэру, и мало кого из них интересовали иностранные бумажные палочки, вмещавшие содержимое трех, а то и четырех нормальных трубок.
На улицах про эти сигареты говорили так: «Только глупец или сумасшедший захочет прожить три жизни вместо одной».
Однако со временем известие о сабельном ударе в городке Оцу добралось до самых дальних провинций, и люди ехали к нам в Нагасаки, расспрашивали, как пройти к магазину «Ивая», а потом долго и со всеми приличествующими подобному случаю церемониями знакомились с двоюродным братом знаменитого Санзоу Цуда. Разумеется, они предпочли бы общение с ним самим, но осторожные власти до поры до времени держали дядюшку Цуда где-то в укромном месте.
Продажи сигарет мало-помалу начали расти, а через два месяца перед магазином уже за час до открытия собиралась небольшая толпа. Многие считали поступок нашего Цуда мужественным и необходимым ответом всем европейцам.
Спустя несколько лет кисэру в Нагасаки уже почти никто не курил. Из-за вашего деда все те, кто не любил европейцев, незаметно перешли на европейский табак…»
* * *
Когда Петька добрался до станции, на самый дальний от пакгауза путь медленно вползал эшелон с наглухо закрытыми вагонами. Сначала Петька не обратил на него никакого внимания. Для воинских составов было еще слишком светло. К тому же они пролетали, не останавливаясь. Петька решил, что это простой товарняк. Днями по железке еще гоняли гражданские составы с углем, лесом и другим барахлом. Настоящим военным целям дорога служила только ночью.
Петька лениво направился к семафору, сбивая по дороге тонким прутом разросшиеся этим летом до неимоверных размеров мясистые лопухи. У семафора он обычно дожидался, пока стемнеет, и потом в одиночестве наслаждался своей порцией пролетавшего мимо него счастья. На платформу ему было нельзя. Там с разинутыми ртами бегали другие пацаны.
Зато Петька встречал все эшелоны на десять секунд раньше.
Внезапно ему почудилось, что из остановившегося на дальнем пути поезда доносятся какие-то звуки. У семафора все равно делать было пока нечего, и Петька осторожно двинулся к составу. Осторожность в таких делах никогда не была лишней. А вдруг именно в одном из этих закрытых вагонов везли пропавшего Гитлера? И это именно он, а не кто-то другой, издавал теперь непонятные звуки.