Врача Петька решил найти в лагере для военнопленных. Он понял, что если бабке Потапихе с ее тараканами, вшами и прочим дурным лекарством дать волю, она уморит Валерку вконец.
«Своих не бросаем, – думал он по дороге в лагерь, взбивая пятками пыль, которая не успевала оседать у него за спиной. – Товарищ старший лейтенант прикажет – и будет Валерке нормальный врач».
Но часового у ворот почему-то не оказалось. Петька в нерешительности присел на корточки, посопел, задумчиво поковырял прутиком между черных от пыли пальцев сначала на правой, потом на левой ноге, затем опустил голову еще чуть ниже и попытался заглянуть под ворота. Ничего, кроме истоптанной сапогами пыли, он там не увидел.
– Дяденька… – позвал он, надеясь, что кто-нибудь откликнется. – А, дяденька?..
По дороге сюда он несколько раз представлял себе, как назовет часовому имя и звание товарища старшего лейтенанта Одинцова, и тот немедленно пустит его куда угодно. А может быть, даже и козырнет.
Петька любил смотреть на то, как козыряли друг другу на станции при смене дежурные офицеры. Правая рука у них начинала плавно двигаться вверх от локтя, который заметно опережал еще как бы дремлющую ладонь, и от этого получался такой красивый изгиб, что сердце у Петьки буквально переставало биться, но уже в следующее мгновение эта небрежная офицерская кисть полностью пробуждалась и выстреливала, как реактивный снаряд из «Катюши», под сверкающий черным лаком, надвинутый до самых бровей козырек.
Петька не один час провел у себя в сарае, отдавая честь козам бабки Дарьи, старым вилам, лестнице или сену. Ему ужасно хотелось добиться того летящего пронзительного эффекта, с которым напряженные офицерские пальцы молнией вылетали из кулака к стриженому виску. Но зеркало без скандала, а то и без мордобоя с бабки-Дарьиным веселым участием в сарай притащить было нельзя, и Петьке приходилось вертеться снаружи, так чтобы тень падала прямо вперед, и по ней, по этой вертлявой тени, хоть что-нибудь можно было бы разобрать.
Однако зараза-тень беспрестанно корчилась, вместо правой руки козыряла левой, при этом была несерьезная, щуплая, и на башке у нее ко всему прочему отсутствовала фуражка. Не говоря уже про козырек. В общем, Петька ей не доверял и про себя называл «дефективная».
К тому же она козыряла только в солнечный день.
– Дяденька… – повторил он, но ему снова никто не ответил.