* * *
После обеда солнышко заглянуло в окошко ее однокомнатной квартиры. Проникая сквозь легкие желтые шторы, его лучи освещали комнату ласковым золотистым светом. Было тепло и уютно.
Со временем Раду Каломфиреску все больше привыкал к этому мирку. Здесь его не только баловали, но и начали признавать хозяином. Тут он встретил свое счастье: счастьем было даже простое присутствие Ванды! Тут он обрел самого себя. Тут было его убежище, маленький уголок их общего рая…
Вначале Раду был сдержан, как «благовоспитанная девица», — так насмешливо выразилась Ванда. Но потом он стал чувствовать себя здесь как дома, даже гораздо лучше, чем дома. В своем настоящем доме он с каждым днем чувствовал себя все хуже, ему казалось, что он там на временной стоянке, а настоящая жизнь у него здесь, за этими желтыми шторами. Дорина и Валентин казались ему порой до того чужими, что становилось страшно. Он с трудом сдерживал нетерпеливое желание остаться наедине с Вандой, постоянно изыскивал способы, чтобы удрать из Синешти и увидеться с ней. Бывать в городе ежедневно он не мог. Задерживаться там слишком долго тоже было нельзя. Ему все же хотелось избежать открытой ссоры с Дориной, ее многозначительных намеков и колкостей.
В его присутствии Ванда тоже становилась счастливейшей из женщин. Лишь изредка, когда ее одолевал страх, что когда-нибудь он ее бросит, она становилась раздражительной.
…Они лежали обнявшись. Ванда крепко прижалась к нему и спрятала лицо на его сильной мускулистой груди, прислушиваясь к его горячему дыханию.
— Ужасно боюсь, что ты тоже превратишься в «призрак», — прошептала Ванда.
— Что за глупости! — удивился Раду.
— Так было со всеми мужчинами, которые меня любили, — произнесла Ванда скорее для себя, чем для него, и, высвободившись из его объятий, откинулась на подушку. — Когда моя любовь им надоедала, они исчезали как призраки.
— Я тебя просил не упоминать о мужчинах, которые тебя любили! — раздраженно проговорил Раду.
— Прошлое никому не причиняет зла, — возразила она. — Люди страдают в настоящем!
— В настоящем можно страдать и о прошлом, — возразил он и наклонился, чтобы поцеловать ее волосы.
— Но время всегда смягчает… О прошлом мы думаем без горечи, а настоящее всегда ранит. Ведь если подумать, — продолжала она после минутного молчания, — как только у меня хватает сил не упрекнуть тебя в том, что ты делишь себя между мной и своей женой!
— Ты невозможна! — рассердился он. — Я же тебе говорил, что в последнее время наши отношения с Дориной…
— …сделались чисто формальными! — досказала она со смехом. — Знаю, знаю, не горячись…