— Я, сеньор Алваро!.. Я должна петь в таком блестящем собрании! Пожалуйста, избавьте меня от нового испытания. Прошу вас, в ваших собственных интересах. Я плохо пою, очень стеснительна и уверена, что подведу вас. Давайте избежим этого.
— Я не могу принять ваши доводы, потому что уже слышал, — как вы поете, и поверьте мне, дона Элвира, если бы я не знал, что вы поете восхитительно, я бы не посмел подвергнуть вас такому испытанию. Вы обладаете певческим даром, и не должны смущаться. Я еще раз настойчиво прошу вас спеть именно ту благозвучную песню рабыни, за исполнением которой я однажды вас застал. Уверяю, слушатели будут очарованы.
— Почему не другую? Эта будит во мне слишком грустные воспоминания…
— Может быть именно поэтому она так трогательно звучит в ваших устах.
— Ах, горькая участь моя! — вздохнула про себя дона Элвира, — те, кто меня сильно любят, становятся, не ведая того, моими палачами.
Во что бы то ни стало Элвира хотела уклониться от нового испытания. Петь при таких обстоятельствах было для нее самым мучительным, что можно было придумать. Но она не могла больше противиться уговорам, и, вспомнив рассудительный совет своего отца, не стала больше заставлять себя упрашивать. Она оперлась на руку, предложенную ей Алваро, прошла к пианино и села к инструменту с изяществом и элегантностью исполнительницы, часто музицирующей на досуге.
Толпа любопытствующих и трепещущих в самом томительном ожидании теснилась вокруг пианино. Кавалерам не терпелось узнать, так ли хорош ее голос, как прекрасна ее внешность, была ли эта фея еще и сиреной. Девушки надеялись, что сейчас будут иметь удовольствие созерцать провал этого удивительного создания и уже готовились сравнить ее с павлином из басни, жалующимся Юноне, что, создав его самым красивым из пернатых, она забыла подарить ему певческий дар, наделив его резким и неприятным голосом.
Атмосфера была напряженной и торжественной. Девушка оказалась в трудном положении примадонны, о вокальных данных которой заранее раструбила пресса, и вот теперь она дает первый концерт перед требовательной и просвещенной публикой. В зале стояла глубокая тишина, словно все разом задержали дыхание, и, казалось, было слышно биение сердец, томимых ожиданием. Несмотря на то, что Алваро уже слышал превосходный голос Элвиры и ее вдохновенное пение, он был обеспокоен ее настроением. Элвире было безразлично, как ее примут, хорошо или плохо, она бы очень хотела оказаться на месте самой безобразной, самой нескладной и самой глупой девушки в этом собрании, лишь бы о ней забыли и оставили в покое. Можно было подумать, что ее внезапно охватило какое-то ужасное роковое предчувствие. Но Элвира любила Алваро, благодарная ему за чуткость, с которой он, полный заботы и энтузиазма, старался представить ее как самую красивую и талантливую в этом блестящем обществе. Чтобы доставить ему удовольствие и не разочаровать его, она хотела спеть как можно лучше. Она больше желала триумфа Алваро, чем своего собственного.