— Сказать по правде, Алваро, причина побега самая достойная и делает ей честь, но… к сожалению, она остается беглой рабыней.
— И именно поэтому она вызывает интерес и сострадание. Изаура рассказала мне всю свою жизнь и, как мне кажется, может доказать свое право на свободу. Ее бывшая хозяйка, мать нынешнего господина, вырастившая и давшая ей великолепное образование, говорила при свидетелях, что в случае своей смерти завещает девушке свободу. Внезапная смерть сеньоры, не успевшей оставить завещания, причина того, что Изаура еще находится в когтях своего распутного и недостойного господина.
— И что же ты собираешься делать?
— Собираюсь добиваться свободы для Изауры и назначения опекуна для защиты ее прав.
— И где ты собираешься получить доказательства или документы в подтверждение своей правоты?
— Не знаю, Жералдо. Я хотел бы посоветоваться с тобой, именно поэтому я ждал тебя с таким нетерпением. Просвети и вдохнови меня на это правое дело своими юридическими познаниями. Я уже воспользовался первым и самым очевидным для меня способом, и сразу же, на следующий после бала день написал владельцу Изауры в самых умеренных и убедительных выражениях, какие только нашел, предлагая ему назначить цену за ее свободу. Но дело только осложнилось: похотливый и ревнивый раджа пришел в бешенство и прислал мне в ответ вызывающее письмо, которое я только что получил. В этом письме он называет меня соблазнителем и укрывателем чужих рабынь и торжественно обещает прибегнуть к законным средствам, чтобы вернуть невольницу в свой дом.
— Весьма глуп и невежлив этот султанишка, — сказал Жералдо, бегло прочитав показанное ему другом письмо, — хотя, если не обращать внимания на его наглый тон, к сожалению, он прав…
— За этот тон он даст мне полное и исчерпывающее удовлетворение, на чем я настаиваю.
— Несмотря на его наглость, мы вынуждены признать, что он обладает неоспоримым правом требовать назад и арестовать свою рабыню, где бы она не находилась, если ты не можешь представить никаких законных аргументов в защиту твоей протеже.
— Это позорное и жестокое право, мой дорогой Жералдо. Насмешка называть правом варварский свод законов, против которых во весь голос протестуют цивилизация, мораль и религия. Терпеть общество, где разнузданный и тираничный господин, одержимый постыдными желаниями, имеет право мучить хрупкое и невинное создание только потому, что ей выпало несчастье родиться рабыней, это верх злодейства и гнусности.
— Не совсем так, мой дорогой Алваро. Эти злоупотребления и подлости должны пресекаться, но как может правосудие или государственная власть проникать в пределы семейного очага и вмешиваться в частную жизнь гражданина? Каких только отвратительных и порочных тайн, порождаемых рабством, ни существует на этих плантациях и в поместьях, о которых, я уже не говорю — правосудие, — но даже соседи не подозревают… Пока будет существовать рабовладение, будут и такие примеры. Несовершенное законодательство порождает бесконечное количество злоупотреблений, которые можно уничтожить только вырвав зло с корнем.