Что же касается карцерной пищи, то эту бурдомагу дают через день. Существуют "летные" и "нелетные дни". Читателю, думаю, понятно, отчего они так называются. Но все же поясню, что в "нелетные" дни тебе вообще ничего из еды не дают, а в "летные" - все те же чай, хлеба четыреста граммов, каша-синюга.
После оправки - завтрак. Мешанина из перловки синевато-бурого с прописью цвета, какая-то невнятная жижа по кличке Чай и хлеб, который стоит сжать в кулаке и из него потечет вода. Почему? Да потому, что господа исправители нравов грешили примитивным обвесом, а всякий продукт с водою весит значительно больше, чем без оной. Что им человеческая жизнь и что им цена наших житейских ошибок?.. О каком мифическом исправлении нравов можно вести речь?
Нас сажали на уничтожение. Если дотянешь до лагеря, то еще и поработаешь бесплатно, за горбушку мокрого черного хлеба...
Позже, как человек протестный, я отсиживал в ШИЗО по сорок пять суток за один заход т.е. дают 15 суток, потом формально вроде бы выпускают на час, а затем снова дают 15 суток и так до бесконечности.
Человек не может выйти "на волю" психически полноценной особью. Он выходит с чистой совестью, но совесть эта чиста от благих намерений. Потому что если ими и выстлана дорога в ад, то он возвращается из ада.
И под сомкнутыми сводами этих тюрем трудно новичку.
Тени былого, как говорят лирики, чудятся ему в полумраке тюремного гробика.
Он погребен заживо...
7
А мысли в карцере были такие: освободиться и продать Родину.
Может это кому-то не понравится - тогда извольте посидеть в карцере. Что касается меня, то я даже английский стал изучать. Потом, когда отбывал срок в Сарнах, чуть заочно не женился на жидовке, чтобы уехать хоть в израильский кибуц какой-нибудь. В Сарнах тянули срока много видных жидов. Фактически я вписывался в диссидентскую картину как ярый антисоветчик по причине того, что все деды пострадали в Совдепии.
К тому же поддерживал движение украинских националистов, что квалифицировалось как поддержка сепаратизма в СССР. И книгу эту я уже писал, но кто бы тогда ее опубликовал! Рукопись я мог передать только на Запад, и она была моей единственной истинной ценностью. А то, что в поле зрения КГБ я был где-то года с 63-го, когда играл в кафе "Молодежном" и общался с иностранцами - это само собой разумеется. И во время очередной посадки мои тюремные рукописи - на воле-то писать недосуг - изымались.
Ночами я изучал английский и заготовил уже речь на английском, воображая, как я схожу с трапа самолета международных авиалиний в Тель-Авиве. Вижу толпу папарацци с блицами и импортными лицами. Тогда и толкаю эту речугу. Много знакомых жидов тогда уже работали на радиостанции "Свобода", которая вещает ныне в граде на семи холмах. Был у меня и знакомый из Конотопа Петя Рубан, который присутствовал при обмене "хулигана на Луиса Корвалана".28 А больше всего было мыслей о реванше, как у всякого горячего и не очень рассудительного человека. Мой дух воспитывался и закалялся на образе жизни и поступках так называемых "диссидентов" В.Буковского, Натана Ширанского и других. А.Солженицина я слушал все ночи напролетпо самодельному радио в зонах.