Они спустились вниз, закрыли плотно двери проходных комнат, забаррикадировав их всем, что попало под руки.
На шорох их шагов Щегольков повернул голову и доложил:
— К фрицам прибыло подкрепление, примерно полроты. Подтащили станковые пулеметы. Жарко нам будет, командир.
— Не робь, паря! Не считай по пальцам, сколько вражеских солдат…
С лестничной площадки по двери забухали тяжелые удары. Закрывающий разведчиков щит издавал мерный, непокорный звон.
— Руси! — раздавались голоса немцев. — На подходе ротные минометы… Устроим вам собачий концерт! Взвод горных егерей передушит вас, как цыплят. Ау, руси!..
Двуреченский дал знак к молчанию. На лестнице послышались многочисленные, спускающиеся вниз шаги.
— Ну что, ребята? — опускаясь на пол в простенке, сказал Двуреченский. — Осада осадой, но пожевать требуется. Пусть немцы тешатся, если им охота. Только наблюдение и еще раз наблюдение.
С лесной опушки через поляну стал бить станковый пулемет. Металлические точки разозленным осиным роем влетали в квадрат окна, клевали бетонный потолок, рикошетируя, прыгали по стенам и вместе со штукатуркой градом сыпались на пол. Комната стала наполняться серой известковой пылью.
— Пошла, поехала, немчура проклятая, чтоб тебе сказиться! — поспешно проглатывая еду, прогундосил Щегольков.
Пулемет умолк. На смену тотчас же, сливаясь в общий стрекочущий гул, залопотали автоматы. Автоматные пули, касаясь дальних углов стен, рвались зернами кукурузы, брошенными на раскаленную плиту.
— Чует мое сердце, что не зря наши опекуны затеяли эту стрельбу. Прижимают нас к стенкам, не дают даже пошевелиться. Готовят или приготовили какую-нибудь пакость, — забеспокоился Двуреченский. Он не договорил. Послышался стук, и на подоконник упала граната, брошенная, как можно было понять, снизу, от основания фундамента здания. Она закрутилась, как юла, вокруг своей оси и взорвалась. На гладком деревянном подоконнике брошенная граната, не найдя опоры, по инерции соскользнула бы на пол, и это был бы конец. Но она разорвалась в центре оконной ниши, не причинив вреда разведчикам, брызнув каскадом кирпичных и металлических осколков и обдав их кирпичной крошкой.
Юлаев вскочил с места, мотая головой от звона в ушах. В его руке была граната.
— Не торопись, — остановил его Двуреченский. — Не поспешай. Пусть гитлеровцы подумают, что произошло то, что им хотелось. Дай срок. Они осмелеют и тогда запрыгают, как караси на сковородке.
Но, вопреки его словам, в нише окна появилась вторая, точно такая же, с деревянной ручкой граната. Она завертелась в бешеном ритме, скользя к краю подоконника. Смельчак немец имел опыт в метании. Бросал не с расстояния, а, подпрыгнув насколько мог, он как бы вкатил ее в оконный проем, сделав вращательное движение рукой. Скрывать свою небоеспособность не имело никакого смысла. Щегольков стремительно метнулся к окну и порывистым, неуловимым движением сбросил гранату вниз, распластавшись вдоль стены. Она рванула уже в падении, послав в помещение тугую волну воздуха.