Генерал не прореагировал на раскаяние Купорева. Он сосредоточенно смотрел поверх его головы в противоположный угол блиндажа.
— Мы так много теряем людей, полковник… И горечь утрат, кажется, всегда останется со мною… Извините, но к лейтенанту Черемушкину имею особое расположение.
— Вернутся. На другое не имеют права, товарищ генерал. Такие ребята…
— Я почему об этом так говорю, Василий Федорович. Хорошо зная характер Черемушкина, убежден в том, что он не успокоится до тех пор, пока не получит возможность передать всю накопившуюся информацию о противнике, провести цельный радиосеанс. А если так, разведгруппа пойдет на прямой контакт с немцами. Иного пути у них может и не быть.
— Но это крайний случай, товарищ генерал, — возразил полковник. — Ведь главное для Черемушкина — передать сведения. А затем он должен следовать в квадрат «сорок один» к поляне «Черный кристалл». Путь до базы отряда Бородача он сможет преодолеть, не подвергая себя излишнему риску.
— Но этот план, полковник, он, имея в виду срочный характер разведданных, сочтет для себя не очень надежным, ведь времени у него в обрез. И он не знает о том, что партизанский отряд уже располагает рацией.
— Если мне не изменяет память, то накануне ухода разведгруппы во вражеский тыл у Черемушкина была ориентировка на случай безвыходного положения. Это более выгодный вариант…
— Не исключено, что он воспользуется этой возможностью и встретиться в поселке Юдино с законспирированным человеком по кличке Дельфин. Но у меня на этот счет, к сожалению, имеются законные сомнения. Выход кого-либо из разведчиков лейтенанта на подпольную организацию в поселке Юдино может не состояться. Сегодня, пользуясь присутствием начальника штаба армии полковника Валентинова на совещании в штабе корпуса, имел с ним беседу. Выяснилось, что по этому каналу штаб фронта не имеет вестей уже длительное время. Причины молчания не установлены. Но об этом Черемушкин не знает. Другими словами, была надежда — и нет ее. Разведгруппа может оказаться в расставленной гитлеровцами ловушке.
— Что ж, сила солому ломит… Я хотел сказать этим, товарищ, генерал, что мудрость человека, его знания, умение мыслить оптимистично открывают перед личностью неограниченные перспективы.
— А вы, вижу, не меняете своих привычек, — доброжелательно улыбнулся Чавчавадзе. Он ценил своего начальника штаба за аналитическое мышление, присущую ему интеллигентность в отношениях с людьми, но недолюбливал подчас за несколько сугубо штатскую словесность.
— Стараюсь, товарищ генерал, быть до мозга костей военным, но не всегда это удается, — в свою очередь, широко улыбнувшись, скромно произнес Купорев. — Трудна эта наука — быть солдатом… Разрешите идти?