92. Размышление перед портретом
Вспомните то место из Библии, где Моисей, пасущий своих овец на высоких склонах горы Хорив, внезапно замирает перед кустом, который пылает, не сгорая. Он трепещет от священного ужаса. Он делает шаг вперед, чтобы рассмотреть чудо, но его останавливает голос: «Сними обувь твою с ног твоих; ибо место, на котором ты стоишь, есть земля святая» (Исх 3,6). Молитва есть священное место, земля святая, где пребывает Бог. Там Он ожидает человека, там Он будет говорить с ним и, возможно, заключит его в объятия Своей нежной и могущественной любви. Молитва, будучи деятельностью гораздо больше Божией, нежели человеческой, отчасти ускользает от рационального анализа: она есть тайна. Тем не менее, вполне допустимо попытаться лучше ее осмыслить, более того, именно здесь — один из самых высоких объектов, предложенных человеческому разуму; но, чтобы этого достичь, следует, отказавшись от претензии вырвать у нее последнюю ее тайну, подчиниться руководству Духа Святого и приближаться смиренно, с босыми ногами. Я не стану множить аргументы в пользу молитвы, поскольку, старый рационалист, вы останетесь тогда исключительно в области философии. Но в ближайшую встречу я покажу вам портрет Бенедикта Лабра, святого нищего. Возможно, это изображение окажется более убедительным, чем мои рассуждения. На меня оно всегда производит большое впечатление: я нахожу его исключительно красноречивым. На нем виден святой во время молитвы, со скрещенными руками, со слегка склоненной головой, с опущенным взором. От него исходит ощущение глубокой сосредоточенности, чувствуется, что св. Бенедикт Лабр совершенно отрешен от окружающего мира, полностью погружен в себя, двери его чувств тщательно заперты. Что происходит в этом потаенном святилище? Это, несомненно, ускользает от нашего взгляда. Но можно, тем не менее, прочувствовать тайну по неописуемому ореолу любви и смирения, окружающему личность святого, по его лицу, как бы освещенному изнутри. Невозможно усомниться, что сердце этого человека зрит нечто весьма важное, весьма желанное. И хочется стать на колени перед молящимся св. Бенедиктом, поскольку чувствуешь уверенность, что Бог, Который живет в его душе, обращает к нему слова, делающие его блаженным, слова, которые так отрадно слышать. Этот портрет поведал мне о молитве больше, чем многие книги: кто знает, не окажется ли он красноречив также и для вас…
Дорогой господин Аббат, не стану скрывать от вас, что в среду вечером я был поражен, чтобы не сказать больше, тем развязным, граничащим с насмешкой, тоном, с каким вы говорили о мистике и мистиках. У меня возникло ощущение кощунства. Я подумал о наших великих католических святых, каких мы знаем, которые почти все были мистиками. И, глядя на студентов, слушавших с таким доверием своего молодого проповедника, я говорил себе, что вы рискуете сбить с толку тех среди них, которые, стремясь ко встрече с Богом, потеряют надежду обрести Его в католической религии, где все, похоже, сведено к рациональным объяснениям и практической морали. Увлечение индийскими религиями среди молодежи, среди знаменитых писателей, успехи всевозможных сект, невероятное почтение, каким пользуется в Париже некий прибывший с Востока маг, часто не имеют иных объяснений, как умаление мистической жизни столькими священниками и католиками-мирянами. Не возражайте мне, что всякому исповеднику приходится рано или поздно столкнуться со лже-мистиками: мне это хорошо известно; но разве поддельные Рембрандты должны умалять наше восхищение подлинными творениями голландского мастера? Несомненно, нужно различать между собой лжеи подлинных мистиков, и важно хорошо определить это слово, смысл которого столь часто выворачивают наизнанку! Оставляя в стороне тонкости, я буду говорить о подлинной мистике, которая чувствует в «центре души» действенное присутствие Бога, и воспринимает от Него различные импульсы: к молитве, к любви, к действию, к самопожертвованию… Можно сказать, как св. ап. Павел: «Дух Святой свидетельствует духу нашему, что мы — дети Божии» (Рим 8,16). Тот же св. Павел на всех страницах своих посланий являет себя великим мистиком: у него есть сознание, что он находится во власти Божией, движим Его Духом. И он возвещает нам, что таково свойство детей Божиих: «Все, водимые Духом Божиим, суть сыны Божии» (Рим 8,14). Вы видите, что я не включаю в определение мистического опыта «чрезвычайных» явлений: