— Ладно, не прикидывайся… Ведь проснулась уже…
После этого, конечно, делать было нечего, я разлепила веки и глянула на Ефима сквозь ресницы. Судя по солнцу, время далеко за полдень, неплохо мы поспали.
— Я не прикидываюсь, — отозвалась я недовольно.
Терпеть не могу, когда меня разоблачают. — Просто я всегда долго просыпаюсь…
— Ага, — кивнул он и склонил голову набок, — я заметил.
— Ну что, Бешеный не объявился? — сменила я тему, решив настроить Ефима на деловой лад. Что-то не очень мне его взгляд нравится, да и руку мне на коленку он зря положил. Все же кажется, что для более интимных отношений я еще не вполне готова. — Так мы его будем дожидаться, или, может, мне пойти деньги снять?
Ефим насмешливо сморщил нос, весело глядя мне в лицо, словно угадал мои мысли:
— И хочется, и колется, и мамка не велит?
Я помедлила с ответом. Его слова, а особенно тон меня здорово покоробили, однако я не была уверена, что правильно поняла, поэтому уточнила;
— Это ты о чем?
Он рассмеялся, легко и задорно, глядя на это, я неуверенно улыбнулась, а Ефим наклонился и быстро меня поцеловал:
— Все в порядке, малышка! Ты у меня умница!
Удовлетворившись тем, что попала в разряд умниц, я направилась умываться. Наткнувшись на грязные вещи Ефима, принялась заталкивать их в стиральную машину, но тут он появился на пороге и поинтересовался:
— У кого из соседей есть стиральная машина?
Прикинув, я качнула головой:
— Ни у кого…
— Значит, все поймут, что это ты стираешь?
Поняв намек, я задумалась. Это что же, руками стирать? Джинсы? Ужас какой… Я сурово сощурилась и объявила:
— Я руками не могу…
Джентльмен искренне озадачился:
— Почему?
— Когда мы на твоем «Мерседесе» летели, я так сильно руку ударила, болит, прямо терпенья нет… — не моргнув глазом, соврала я. И чтобы до него лучше дошло, намекнула:
— Вообще-то мне есть во что переодеться…
Пришлось Ефиму, образно говоря, засучить рукава и вплотную заняться своей одеждой. Нежно прижимая к себе «больную» руку, я вертелась рядом и давала ценные указания. Под моим чутким руководством с задачей Ефим справился прекрасно.
Следующие два часа я провалялась на кровати, изредка заглядывая в раскрытую книгу и маясь от скуки. Ефим все это время усердно орал в рацию, ну не орал, конечно, а, сдвинув брови, сурово вопрошал:
— Бешеный, прием… Бешеный, ты меня слышишь?
Ответь…
Однако Бешеный словно оглох. Наконец я начала психовать, сверля Ефима нервным взглядом.
— А если он уже давно уехал? Или рацию потерял? Чего мы дожидаемся? Нельзя же месяц сидеть на одном месте и разговаривать с рацией! Поговорил бы лучше со мной, может, толку больше было бы…