Танат пролетел через перекресток за Парком. В Парке вели бой те, кому он должен был помогать. Выскочил на прямую, в конце которой уже можно было видеть высокие металлические трубы ограждения больничного комплекса. Оглянулся… черная фигура, плохо различимая в сумерках, была там же, позади. Но стала ближе, и не нужно было даже прикидывать насколько. Значительно ближе, намного ближе, чем было еще полминуты назад. Танат сплюнул вязкую, тянувшуюся ниточками слюну и побежал дальше. Туда, где когда-то все только началось… для него.
Да… началось, так давно, так давно. Ночь, морг, тяжелое чувство, когда он пришел в себя, лежа голым на полу своего кабинета за прозекторской. Странный и доводящий до ужаса шум за дверью, еле прикрытой. Падающий в окно странноватый свет с зеленым оттенком, Рита, мертвая Рита, лежащая рядом с небольшим возвышением из кирпичей и кафеля, на который устанавливали гробы. И уже не-мертвые, которые сами выбрались из того зала, где он должен был ими заниматься. И то, что случилось позже, когда он смог удрать оттуда, оставшись в живых. Прыжок из окна собственной квартиры, удар грудью об острые концы досок палисадника, хруст ломающихся ребер и хлюпанье вытекающий из него темной жидкости, в полутьме светящейся серебром. Боль, невыносимая боль, уносящая вперед, в лабиринты сверкающих огненных кругов, обжигающих, лишающих разума и реальности. Полет в невесомости, постепенное прощание с самим собой, надежда, робкая вера в то, что все закончилось и…
Тогда его выдернул с того света мальчишка с черными глазами, такими же, какие стали и у него после возвращения. Остановил, вернул, объяснил и показал все, что нужно было знать ему, ставшему в этом новом Радостном проводником и попутчиком всем, кто уходил навсегда. Такое не забывается, не делает тебя прежним и дает многое. И в том числе знание о многом. И Танат знал, знал, что:
Ковчег не прилетел из-за далеких и неведомых небес. И не был инородной тюрьмой, в которой заключены те, что с другой стороны или изнанки этого мира. Все просто: мы не первые, вот и все. И термин «Ковчег», который он вновь услышал от Точинова, подходил к ситуации с ним как нельзя лучше. Ведь так и было, всего-навсего. Те, кто были заключены в нем, просто жили когда-то и сейчас хотели жить вновь. Совсем не странное желание, не правда ли? И то, что они очень хотели сделать мир вокруг таким, какой был привычен им, это тоже не странно. А то, что окружающие не хотели к нему привыкать… это мало волновало Создателей. Будет ли садовник думать о судьбе муравейника, который находится там, где он хочет разбить клумбу с розами? Наверное, нет. Района Создатели явно не замечали, считая себя садовниками.