А ничего, архаровцы жрут и хохочут. Даже пулеметчик и его помощник, сидящие высоко и смотрящие далеко, ничего не захотели увидеть, уверенные в собственной силе и превосходстве.
— С двух сторон… — прицел Сдобного еле слышно вжикает, давая ему возможность правильно оценить обстановку. — Пикассо, мы с тобой справа, Барин и Казак — с другой стороны. Котенок, приготовь пулемет и заходи в подстанцию. Профессор, вы с Соколом. Если этот герой начнет в бой рваться, то разрешаю дать ему по тыкве и отправить в нокаут. Стрелять пусть стреляет, но чтобы раньше времени и не думал вперед идти, понял?
— Иди в жопу, Сдобный. — Сокол широко улыбнулся. — Не маленький, да?
— Вот и молодец. Ну, на раз-два-три, парни. Скопа, ты готова?
— А то…
— Раз… два… три!
Пошли, ребят, пошли…
Первый попал в треугольники прицела, зафиксирован… выстрел! Есть, сука. Попал, родимый. Измененного откидывает на кирпичную стену, он сползает по ней. Рядом тихо хлопает винтовка сестры, и пулемет, что стоит на самой верхотуре, стрелять уже не будет, потому что делать это некому. Сдобный отстреливает вновь пополненные на Дачах гранаты, укладывая их в маленькую кучку из пяти оторопевших олухов. Вспышки, небольшие клубы дыма, крики, переходящие в задушенное сиплое бульканье. Вперед, парни, мы сможем.
Казак с Барином идут по левому флангу, практически не скрываясь, двумя высокими прямоходящими машинами убийства. Вот черт, до чего лихо у них это выходит, я в восторге! Сколько там этих, которые наконец-то попытались ответить?
Половина того, что было в самом начале боя, всего пару секунд назад, всего половина. Пулемет, блядь, точно! Вскидываю ствол так, чтобы можно было отстрелить ВОГ, автоматически навожу, понимая, что сейчас неважна электроника, важно только собственное внутреннее чувство того, что верно. Гэпэшка хакает, выпуская цилиндр гранаты, в кустах разворачивается небольшой яркий цветок, который практически тут же гаснет. Бегу туда, понимая, что надо добить, не дать тому, кто мог выжить, открыть огонь. Подбегаю и вижу, как дергаными движениями ствол «Сармата» выпрямляется, поднимаясь, и начинает опускаться в нашу сторону. Очередь с ходу, от живота, широким веером, чтобы наверняка зацепить, не дать выбрать спуск и помешать тугой двойной пружине выпустить в ребят рой стальных шершней. А сзади грохочет тот самый третий, про который не врал Измененный, давно остывший там, позади.
Влетаю в кусты, ногой откидываю «Сармат». Двое, так же как и на крыше, двое Измененных. Один еще похож на человека, разве что у него громадная опухоль на пол-лица. Второй больше смахивает на помесь бурундука с обезьяной, именно тот, который хотел стрелять. До сих пор тянется рукой к пулемету, смотря на меня с лютой злобой, пуская красную слюну из искусанных губ. У него целая линия попадания, идущая от левого плеча вниз, но он все еще хочет достать меня, тянется уже к боку, где в кобуре висит матовый «ярыгин». Да хрена те лысого, паскуда, я ни хрена не благородный рыцарь Айвенго. Палец на спуск, автомат чуть дергается, и Измененный окончательно умирает. Так, что дальше?