Тарик продолжал сидеть на своей подушке лицом к Аммару — неподвижно, не обернувшись на грохот и не изменившись в лице.
— Что с тобой, о Абу-аль-Ариф? — голос халифа прозвучал мягко и успокаивающе. — Почему ты не хочешь уважить мою просьбу в день праздника?
— Потому что я не понимаю, что мы здесь празднуем, о повелитель, — сурово ответил широкоплечий, статный, славный своей отвагой и безжалостностью глава Умейядов.
Рассказывали, что в свои пятьдесят три Омар держит при себе пять молодых наложниц, и те недолго ходят пустыми, то и дело производя на свет очередного Умейя. Ибн Имран уже потерял счет своим детям от четырех жен, пяти наложниц и десятков рабынь, которых ему, тем не менее, продолжали дарить и покупать. Тем не менее, юный Абд-аль-Малик, повешенный в роще падуба у стен Беникассима, был его сыном — и сыном от Таруб, любимой наложницы.
— Объяснись, о Абу-аль-Ариф, — спокойно сказал Аммар.
Охрану в саду несли вооруженные мечами и джамбиями «южане».
Тарик продолжал сидеть не шевелясь, устремив взгляд в какую-то точку за спиной Аммара.
Все присутствующие затаили дыхание. Слышны были лишь плеск воды в фонтане, треск факелов и голоса перекликающихся по своим хозяйственным делам рабов.
— Пусть Всевышний будет мне свидетелем — я служил тебе верой и правдой, о мой повелитель, и не жалел жизни, защищая твоего отца и тебя в дальних походах и жестоких битвах, — мрачно проговорил Омар. — Твоя жизнь и твоя честь были мне дороже моей жизни и чести, и жизни и чести моих сыновей. А ведь мой род, также как и твой, род Аббаса, происходит от Али: наши праотцы были сыновьями посланца — Аббас от Сабихи, а Умейяд — от Зейнаб! Вот почему сейчас я не могу исполнить твой приказ, о мой халиф! Я оскорблен, и вместе со мной оскорблен весь род Умейя. Я говорю за себя, раз остальные предпочитают трусливо прятать лица за рукавами! — возвысил голос глава Умейядов, оглядывая остальных вождей кланов.
Те уже начинали переглядываться, кивать и поглаживать ладонями рукояти джамбий. Меж тем, Омар ибн Имран поднял правую руку и воскликнул:
— Да простит меня Всевышний, о мой повелитель, но я не стерплю позора и засвидетельствую перед этим собранием: ты поступил опрометчиво и неразумно! Ты отвернулся от своих преданнейших слуг! — Омар гордо обвел глазами лица сидевших в маджлисе.
Люди кивали и облегченно вздыхали: ну наконец-то нужные слова сказаны, и сейчас все встанет на свои места. И глава Умейядов крикнул:
— Я не потерплю, чтобы мою судьбу и судьбу лучших из лучших воинов аш-Шарийа решал бледномордый чужак-самийа, безродный раб, купленный за деньги!