Купец был дивный. Высокий, сухой, с пушистыми пепельными усами. Из-под мохнатой смушковой шапки настороженно поглядывали большие черные глаза. Купец напоминал Алексашке филина. Телега его завалена всякой всячиной: мешками с золой, высохшими овчинами, железным скарбом. За дробницами на поводу шел здоровенный и злющий лохматый пес. Купец не говорил, откуда и куда едет, только спросил Алексашку:
— Далеко до Пиньска?
— Верст десять, наверно, будет.
— Попутный, значит?
Алексашка замялся, но тут же сообразил:
— Попутный.
— Жеребец у тебя ладный! — Купец понимающе посмотрел на буланого, потом задержал глаз на Алексашкиной рваной одежде, прищурился и ничего не сказал.
Чтоб не приставал больше купец, Алексашка пояснил:
— Пан наказ дал в Пинск, еду вот.
— Кто пан-то?
— Телеханский, — не моргнув, выпалил Алексашка.
Купец откровенно рассмеялся:
— Пан телеханский, а по лунинецкому шляху едешь! Ой, хлопец, врешь ты складно.
— Не знаю я, как эти шляхи называются! — разозлился Алексашка. — Чего пристал?
— Да господь с тобой! Мне все равно. Скажи лучше: в твоих краях соболей не продают?
— Продают, — наморщил лоб Алексашка. Тут же вспомнились полоцкие базары и ярмарки. — Купить можно, лишь бы деньга была.
— Почем просят?
— Говаривали, двадцать штук вместе — три рубля грошей, — сказал наугад Алексашка.
— О-о! — протянул купец и, надвинув на лоб шапку, почесал затылок. — Корова по статуту Великого княжества литовского сто грошей, и не больше. А ты вон куда!
— Не я продавал. Слыхал так. Я ремеслом занят.
— Что умеешь?
— Ковальское дело. Топоры варил. На дермезы оси ковал.
— Паны ладно платили?
— Ведомо, плата у них одна.
— Остер ты на язык! — усмехнулся купец. — Теперь паны не очень гроши бросают. Деньги на большую войну копят. Указ короля такой: с каждой хаты по десять злотых.
Алексашка ничего не ответил. Было жарко, и буланый шел неспокойно — досаждали оводы. Алексашка подумал: купец ушлый, по свету колесит и, видно, знает, что где деется.
— У нас тут тихо.
— Ты откуда знаешь, если дальше панского двора не хаживал? Ты православный?
— Какой же еще!
— Белорусцы народ податливый. Паны из него вон сколько крови выпили. Люд молчит. К покорству приучен… Скажет тебе пан голову о колоду расшибить — расшибешь. Чего молчишь?
— Будто тебе пан не укажет! — обиделся Алексашка.