— Не ведомо мне, — пожал плечами Шаненя. Не могу сразу понять, спрашивает Небаба шутя или серьезно. — Я про мужиков знаю, атаман. Спросишь — скажу.
— Остер на язык, — рассмеялся Небаба. — Говори про мужиков, если про панов нет охоты.
— А ты мужицкую жизнь сам знаешь не хуже моего. Живет мужик в муках и печали, терпит обиды от пана. Вот и все, что сказать могу… — Подумав, продолжал: — С того дня, как услыхали про гетмана Хмеля, гудит люд, будто улей. Теперь одна надежда на то, что придут казаки на Белую Русь, принесут волю и воспрянет вера наша…
— Воспрянет… — недовольно скривил губы Небаба. — Она, что, померла?
— Жива!
— А коли жива, значит, будет жить. Тяжко сейчас казакам, — Небаба поднял голову, пристально посмотрел в темень, словно искал там казаков и, не найдя, продолжал: — Бьются с панами насмерть. Думаю так: кровью изойдем, но осилим. Гетман Хмель меня на Белую Русь послал и сказал: там наши браты, доля у нас одна и дорога у нас с ними одна.
— И вера одна, — добавил Шаненя.
— Мне говорил Савелий, что пойдут мужики и челядники Пинска под наши хоругви. Так ли это?
— Пойдут, — уверенно ответил Шаненя.
— Пинск надобно обложить и взять. Тут иезуиты гнездо свили, и зараза эта по земле растекается. Ведомо мне, что приезжал тайный нунциуш папы Леон Маркони и благословение дал папское на огонь и меч. Паны ретиво выполняют завет. Но придет час — сочтемся за кровь…
— Город брать не легко тебе будет, — озаботился Шаненя. — В городе рейтар с пикиньерами полно.
— Все это знаю. А ты не поможешь? — испытующе посмотрел Небаба.
Шаненя неопределенно пожал плечами.
— Чего жмешься? — спросил Небаба. — Ворота городские открыть силишек хватит?
— Открыть не мудрено. Стража у ворот поставлена.
— Трех стрельцов с алебардами порубить не сможешь? Или рубить нечем?
Шаненя замялся от колючего вопроса атамана. По его же задуме Алексашка больше месяца махал молотом. Оружия наковали на целую сотню. Шаненя поднялся и пошел к телеге. Залез под дробницы, из потайного места, что устроил между досками, вытащил куль. Развязал, сверкнули, лезвия сабель.
— Привез тебе десяток, чтоб посмотрел.
Небаба встал, потер затекшие ноги.
— Сейчас посмотрим, какие они. — Кивнул Любомиру. — Неси, джура, татарскую.
Любомир исчез в темноте. Небаба взял саблю, сжал рукоятку и, словно желая убедиться в ее весомости, покачал слегка. Когда Любомир вернулся, Небаба поднял саблю над головой.
— Руби! — приказал он.
— Ты руби, атаман, — замялся Любомир. — Твоя рука крепче.
Шаненя не успел моргнуть, как цокнула сталь. Небаба подошел к костру и с любопытством осматривал то место, куда пришелся удар. На лезвии сабли оказалась неглубокая зазубрина.