Все было продумано, весь день расписан. Но когда Эди уже разогрела горшочек похлебки себе на обед, к ней постучался Эдмунд. Он уже успел побывать и в Крое, и в Пенниберне. Эди услышала страшную весть, и все мысли про Лотти вылетели у нее из головы. И планы ее все рухнули. Она попробовала было подобрать обломки и снова сложить, но получилось уже по-другому, совсем иначе. Неприятное чувство. Уходит почва из-под ног.
Ей случалось читать в газетах, как какая-нибудь семья отправлялась в безобидную увеселительную поездку или в гости к знакомым, или просто полюбоваться красивыми местами, а оборачивалось все так, что они попадали в автокатастрофу: посреди дороги покореженные машины, водители — насмерть, пострадавших увозят, проезд перекрыт. И сейчас у Эди было чувство, будто она если не одна из пострадавших, то свидетельница такой неожиданной, непоправимой катастрофы, стоит среди обломков и знает только одно: надо, по мере сил, хоть чем-то помочь.
— Я сообщил маме, — вспоминаются ей слова Эдмунда, — она там одна. Звал ее приехать в Балнед к обеду и остаться у нас на весь день, но она отказалась. Говорит, что ей хочется побыть одной.
— Я к ней пойду.
— Спасибо. Если есть на свете человек, чье общество ей сейчас приятно, то это только ты.
И вот Эди сняла с плиты горшок с похлебкой, надела пальто, обулась в уличные туфли, сунула в свою вместительную сумку очки и вязание, заперла дом и отправилась в Пенниберн.
Вот и домик Вайолет. Эди вошла через заднюю дверь. Всюду прибрано, чисто. Миссис Эрд сегодня вымыла за собой посуду после завтрака, все поставила в буфет. Даже пол подмела.
— Миссис Эрд!
Эди поставила сумку на стол и прямо, как была, в пальто, прошла через прихожую и открыла дверь в комнату.
Вайолет была там. Неподвижно сидела в своем кресле, глядя в нерастопленный камин. Не вязала, не трудилась над вышивкой, не читала газету — просто сидела, и все. Утро, начавшееся так ослепительно, затуманилось, затянулось тучами, и в комнате, не согретой солнечными лучами, было холодно и неприютно.
— Миссис Эрд.
Вайолет очнулась, повернула голову на ее голос, и у Эди сжалось сердце: она впервые увидела ее старой, растерянной; даже дряхлой. Сначала лицо Ви не выразило ничего, она смотрела на Эди и словно бы не узнавала. Но вот, наконец, взгляд ее прояснился, и она проговорила с глубоким облегчением:
— Это ты, Эди.
Эди прикрыла за собой дверь.
— Да, это я.
— Как ты здесь очутилась?
— Ко мне заехал Эдмунд, рассказал насчет Пандоры. Надо же, ай-яй-яй. Сказал, что вы тут одна. И неплохо бы, если бы кто-нибудь с вами побыл…