— Не понимаю, какое отношение моя совесть имеет к…
— Я думал, твое призвание — спасать детей, а не убивать их.
— Вообще-то, Джексон, все это не имеет никакого отношения к неонатологии, — обиженно говорю я. — И с каких пор возня с зиготами превратилась в избиение младенцев?
— С моей стороны глупо было думать, что тебя это волнует.
— А с моей — глупо было надеяться, что ты способен рассуждать как взрослый человек.
Невысказанная мысль виснет в воздухе. Мы оба понимаем, о чем на самом деле идет речь.
Я прижимаю мобильник к другому уху, изо всех сил стараясь держать себя в руках. Сейчас не время отчитывать Джексона за желание нарушить наш уговор. С первого же дня мы условились: никаких детей.
— Послушай. Я всего лишь имела в виду…
— Я знаю, что ты имела в виду, Элла.
Вот что всегда восхищало меня в Джексоне (в особенности потому, что самой мне этого недостает): его стойкая, не модная нынче прямота. Талантливый, очаровательный, умеющий правдиво и четко выражать свои мысли, Джексон обладает даром ненавязчивой убедительности, которая, пожелай он уйти в политику, обеспечила бы ему место в Белом доме (хотя, разумеется, его неизлечимая честность наверняка сослужила бы ему плохую службу). За последние пару лет охотники за головами для разных престижных неправительственных организаций предлагали Джексону зарплату с пятью нулями и открытым счетом на командировочные и представительские расходы, уговаривая возглавить их кампании по сбору денег или департаменты по развитию. Всех до единого охотников ждало разочарование — правда, Джексону удавалось предварительно околдовать их так, что они жертвовали солидные суммы «Единому миру» — замшелой вонючей благотворительной организации, в которой он работает.
А вот что меня всегда раздражало в собственном муже, так это его твердое — «по-моему-или-к-чертям-собачьим» — чувство чести южанина.
Прижимаю мобильный подбородком к плечу, чтобы застегнуть халат поверх стильной креповой юбки. Чертовы красные туфли задолбали, но я ничего не могу с ними поделать.
— Отлично. Если ты твердо решил…
— Считай, что это припозднившийся подарок на день рождения.
Я прикрываю глаза, охваченная внезапным приступом раскаяния.
— О, Джексон! Прости меня.
— Ничего.
— Я так замоталась в больнице — у нас нехватка персонала…
— Говорю же, ничего.
Повисает пауза. Как я могла забыть о его дне рождения? Боже, ведь Джексон родился в День святого Валентина! Хотя бы это можно было усвоить!
Джексон снова разражается буйным кашлем.
— Что с твоей простудой? — виновато спохватываюсь я.
— Если честно, то вообще-то чувствую себя паршиво. Кажется, температура подскочила.