Цесарь про себя усмехнулся. Трудно поверить, что представители такой мудрой цивилизации могут быть так наивны. Да нет; эльф просто не знает людей.
– Но они давно ушли по лунной дорожке, сопроводив нашего последнего правителя. Кто напомнил тебе о них?
– Эти слова пишут на стенах– там, где случаются пожары. Там, где убивают людей.
– Ах, – сказал эльф, – на стенах, – и снова углубился в книгу, потеряв к разговору интерес.
– Эрванн, посмотри на меня! Глава тайной службы не знает эльфийского!
– Он не говорит по-эльфийски, – неожиданно живо отозвался Эрванн. – Но разве ты можешь судить, о чем он знает, а о чем нет?
Снег все не выпадал, хотя ему давно уж было время. Вместо снега – мерзкая, до сердца пробирающая влажность, тяжкое мокрое небо. Да еще ветер, заверчивающий немыслимые рондо в дымовых трубах. Лотарь любил Цесареград, но любовь эта была жалеющей, с оттенком брезгливости, по долгу – как обязан он был любить Державу и свой народ, вот только и к ним он относился с той же брезгливостью и жалостью. Не будь он остландским цесарем, давно бы уехал из города.
Был «тронный день», и докладчики казались какими-то особенно скучными, неизбывная сырость проникала в их души, выедала, наполняла плесенью. Чуть развлек ректор Академий, явившийся просить автономии для Университетов, как встарь. «Встарь» – видно, в доцесарскую еще эпоху, когда и Державы-то как таковой не было. Лотарь чуть вслух не спросил – а не дать ли им сразу и respublica.
Такой народ. Ничего – так ничего, перетерпим, но уж если даете, так давайте все и с верхом. После они потребуют убрать Стену.
Он не ждал уже ничего интересного, когда объявили:
– Капитан особой цесарской охраны Иво Морел, барон Полесский, с докладом к вашему величеству!
Морел на его веку, кажется, ни разу не выступал с открытым рапортом. То, что нужно было знать, цесарь узнавал за картами. Теперь же «тайник» вышел к трону, поклонился красиво. Ах ты, каналья. И ведь не прогонишь, не заставишь замолчать – сразу начнут говорить, что преданнейшего слугу променял на эльфа. И не придраться, мол, отчего не рассказывал об этом сразу, наедине. Ибо рассказывал. Вот только незначительные происшествия – там дом подожгли, здесь в кого-то стрелу пустили, – цветисто вырисованные в докладе, приобретали вдруг пугающий размах.
То, что эльфы оставались неуловимы, никого не удивляло.
Песья кровь, повторил цесарь про себя любимое ругательство княгини Белта. Песья кровь. И все же он был больше позабавлен, чем разозлен.
– Морел, ты находишь, что в этом городе жарко?
– Никак нет, ваше величество.