Тем не менее парнишка все же каким-то образом справлялся с работой. У колоды лежала небольшая, словно нагрызенная, кучка дров.
Стив подогнал коня поближе. Он достаточно поработал топором на своем веку, чтобы понять, что мальчишке эта задача не по зубам. На эту игру у него силенок не хватит. Прокопается тут все лето, прежде чем изжует одно дерево.
Парнишка повернулся на звук беспокойного фырканья Черта и… Стива словно током ударило. Мальчишкой оказалась молоденькая женщина с таким гибким, стройным, длинноногим и высокогрудым телом, от которого у мужчины обычно вскипает кровь. То, что он принял за короткую мальчишескую стрижку, было массой платиновых прядей, собранных на затылке. А глаза — чистый аметист, от них у Стива сперло дыхание. Девушка смотрела него со смешанным выражением любопытства, спокойствия и невинности, напомнив ему почему-то сиамского котенка.
Однако через секунду его охватила ярость. Невинность? Да черта лысого! Очередная готовая к употреблению дамочка на охоте за его деньгами. И еще имела наглость устроить засаду в его любимом убежище!
Пришпорив коня, Стив подогнал его поближе. Девушка не испугалась. Когда Черт оказался в футе от нее, Стив натянул поводья и уставился на незнакомку, пытаясь окончательно убедиться, что перед ним хитрая охотница за золотом, а вовсе не тонкая, неброско красивая, почти торжественно-серьезная девушка, которая стоит и смотрит на него своими невинными аметистовыми глазами. Еще и руку положила на морду коня, стараясь его успокоить.
На какой-то миг Моника заметила откровенно оценивающий взгляд Стива и вдруг содрогнулась от мягкого взрыва где-то внутри нее, волнами пробежавшего по всему телу. Что это? Какая-то безумная радость, смешанная со страхом, смятенное ощущение оторванности от реального мира и одновременно небывалой полноты жизни… Но сильнее всего была уверенность, становившаяся крепче с каждой секундой, пока она неподвижно стояла и смотрела на всадника: не сказав ни слова, он перевернул всю ее жизнь — ей на роду написано стать женщиной этого мужчины.
Моника не ощущала ни колебания, ни сомнения. Слишком много разных культур она перевидала, побывав на границе жизни и смерти, чтобы уклоняться теперь от правды только потому, что это ново, необычно, совершенно неожиданно.
Ей было очень трудно отвести взгляд от этого человека. В наэлектризованной тишине она смотрела на его пыльные сапоги, сильные руки, плечи, такие широкие, что они заслонили солнце, на мужественное лицо с чуть видневшейся щетиной. Наконец заглянула прямо в глаза — цвета дождя. Моника была слишком взволнована, чтобы скрыть свою очарованность увиденным, и слишком наивна, чтобы понять токи чувственности, которые пронзили ее тело.