Я выудил телефон, откинул крышку и… почувствовал, что схожу с ума.
Трещины, что еще сутки назад раскраивала дисплей надвое, не было. Она пропала. Экран темнел — совершенно ровный, без намека на повреждение. Потертости на корпусе тоже поубавилось. И логотип теперь переливался половиной букв вместо одной.
Этого не могло быть! Но это было. И от этого сделалось крепко не по себе.
Я судорожно сглотнул.
На койке зашевелился Андрей. Повернулся, спустил на пол ноги и снова сел.
— Знаю дела твои, и труд твой, и терпение твое, и то, что ты не можешь сносить развратных, и испытал тех, которые называют себя апостолами, а они не таковы, и нашел, что они лжецы.
Послушник говорил быстро, глаза его были безумны. Он смотрел на меня и в то же время — мимо меня. И от этого голоса и взгляда становилось жутко.
— Ты много переносил и имеешь терпение. Но имею против тебя то, что ты оставил первую любовь твою.
Слова ударили не хуже пощечины. Я вздрогнул.
— Я не оставил, — вырвалось невольно.
Андрей не услышал, он все еще бормотал, но уже без прежнего жара. Вяло. Слова сминались, проглатывались, превращаясь местами в невнятное бормотание.
— Имеющий ухо да слышит… Побеждающему дам вкушать от древа жизни, которое посреди рая Божия.
Послушник замолчал. Взгляд его смотрел в никуда.
Я поднялся на ноги, подошел к двери и со всей дури замолотил в створку.
— Эй! Откройте! Эй!
— Не шуми, болезный, — раздался голос.
Я обернулся. Андрей снова был спокоен, глядел вменяемо и говорил вкрадчиво.
— Не шуми, не откроют. Там никого нет.
В голове замелькали страшные догадки.
— Это ты меня запер?
— Ты сам себя запер, — покачал головой послушник. — Твой дух несвободен.
— Я не про дух, — внутри распускало тягучие щупальца отчаяние, я с силой пнул створку, — про дверь! Это ведь ты нас здесь запер?
Послушник грустно растянул губы. Лицо его озарилось иисусовской улыбкой.
— Ванечка. Ваня это.
— Какой Ваня? Тоже послушник?
— Нет, он не послушник. Он из чопа.
Градус идиотизма накалялся. Я уперся спиной в дверь. Три алкоголика, один из которых работал в психушке, выглядели более здравомыслящими, чем один блаженный недоклирик. Очень захотелось бежать, но дверь по-прежнему была заперта.
— Не бойся. — Андрей, вероятно, уловил мое состояние. — Господь нас не оставит.
— Господь благоволит сумасшедшим? — вырвалось у меня.
Я прикусил язык, но было поздно. Послушник впрочем, не расстроился. Скорее наоборот — развеселился.
— Блаженны нищие духом. Ты думаешь, я сумасшедший?
Я смолчал. Андрей снова улыбнулся.
— Не больше, чем другие, Глеб. Не больше, чем другие. Ты тоже выглядишь странно, а если учесть, что ты пришел оттуда…