Ему очень хотелось заслужить уважение такого человека, как Керри Дойл, а заслужив, стыдно было бы его утратить.
Ронан немало знал богатых наследниц. И по большей части они не производили на него сколько-нибудь заметного впечатления. Красивые и ухоженные, они тем не менее увлекали его ненадолго. А по прошествии времени он забывал их вовсе. И то были лишь отношения самолюбий. С Керри все обстояло иначе. Но как именно, он еще не готов был понять. В первую очередь она привлекала его как цельный человек, хотя, вне всякого сомнения, была весьма красивой женщиной.
В Керри причудливым образом сочетались подлинная отвага и полудетская пугливость, настороженность, робость и впечатлительность. И еще она постоянно ускользала от его понимания. Ее очаровательное лицо менялось по мере того, как солнце очерчивало свой ежедневный путь по небу, раскрашивая нежные щеки и лоб Керри неуловимыми акварельными бликами. А губы, то улыбчивые, то плотно сжатые в раздумьях, то растерянно пухлые, алые, манящие... И зоркие умные глаза, взгляд которых преображался от малейшего оттенка чувства... Золотистые волосы... Их искристое сияние просто завораживало...
Но, в особенности после состоявшегося разговора, Ронан не представлял, что позволит себе еще когда-нибудь что-то лишнее в отношении этой необычной женщины, которая покорила его не столько как придирчивого мужчину, сколько как искателя приключений, живущего внутри него, жадного до свершений и подвигов, знающего цену подлинной отваге.
Многократно Ронан испытывал желание обнять ее за плечи, прижать к своей груди, но всякий раз благоразумие в последний момент останавливало его от этого поступка.
Ронан не был склонен думать о себе как об эталоне. Он гордился далеко не всеми совершенными в жизни поступками. Он рассчитывал стать лучше, достойнее, но все это было впереди. А пока Ронан являлся всего лишь бродягой с большим счетом в банке. Он был неприкаянным. И в неприкаянности своей винил свой непостоянный, неуживчивый характер, что однозначно говорило не в его пользу.
В моменты уединения он все чаще вспоминал тот рейс, что свел их с Керри, и то, какое на него произвела впечатление эта хрупкая белокурая женщина. Ему тогда неудержимо хотелось прихвастнуть, поскольку он был уверен, что перед ним молоденький несмышленыш, мало знающая и подозрительная провинциалка, которая по недоумию отважилась на эту экспедицию. Теперь же все, что он делал, было вызвано желанием сгладить нелепое впечатление о самом себе. На это у него было три месяца. Ровно столько она отвела для своей кругосветки.