Если мы не можем услышать крики убиваемых людей, способны ли мы вообще слышать? Каждый день хожу я мимо одного учреждения под названием «Сонотон» на Пятой авеню. Вывеска приглашает прохожих зайти и проверить свой слух. В конце концов мы станем знатоками нашего слуха. Но это не значит, что наш слух улучшится, это просто означает, что к длинному списку наших хворостей прибавится еще один пунктик. Как бы то ни было, мы узнаем, что миллионы американцев глухи или на пути к полной глухоте. В том, что по статистике мы достаточно искалечены, хорошо отравлены, нормально изуродованы, нет никакого чуда. Что ж, теперь будем глохнуть. А скоро и дар речи потеряем.
Когда с неба валятся бомбы, даже тот могучий китайский гонг, который держит в руках Варез, не производит впечатления на присутствующих. Правда, имеется еще электрическая аппаратура, ее напряжение можно повысить, и звук достигнет дьявольской интенсивности. Но даже тогда он не сможет соревноваться с воем пикирующего бомбардировщика. Кто смотрел и слушал документальный фильм «Кьюкэн», будет, уверен, до конца дней своих помнить рев японских самолетов, роящихся в небе над Чунцином. И грохот разрывов, а потом фонтаны огня тоже не забыть. А затем тишина — не похожая ни на что, что мы могли слышать раньше. Город лежит оглушенный и парализованный. И каким жутким безмолвием веет от него! Представьте себе, что Нью-Йорку, Сан-Франциско, Лос — Анджелесу уготована та же судьба. Вот уж тогда никакой музыки не услышать вашим ушам, это наверняка. Но звучать это будет. Даже безмолвие будет наполнено звуками. Межзвездная камерная музыка будет заполнять пустоту наших бесчувственных душ.
Назавтра все, это уж точно, изменится для нас. Нью — Йорк будет напоминать Петру, проклятый город древней Аравии. Наши кукурузные поля будут выглядеть как пустыни. Жителям наших больших городов придется уйти в леса и добывать себе корм, передвигаясь на четырех лапах, как звери. Это вовсе не невозможно. Это даже весьма вероятно. Ни у одной части нашей планеты нет иммунитета против духа саморазрушения. Гигантский организм под названием «общество» распадется на молекулы и атомы, и у них не будет ни малейшего признака того, что могло бы их объединить. То, что мы называем «обществом», может превратиться в один прерывистый диссонанс, разрешающий аккорд которому никогда не будет найден. Это очень даже возможно.
Мы знаем совсем маленькую часть истории человечества. Это длинный, утомительный, тягостный протокол катастрофических перемен, приводивших иногда к исчезновению целых континентов. Мы трактовали историю так, будто бы человек был невинной жертвой, беспомощным свидетелем беспорядочных и непредсказуемых катаклизмов природы. Может быть, так и было в прошлом. Но теперь этого нет. Все, что происходит на Земле сегодня, дело человека. Человек показал, что он хозяин всего, за исключением собственной натуры. Если вчера он представлялся дитем природы, то сегодня он существо ответственное. Он достиг такой ступени сознания, на которой непозволительно дальше лгать самому себе. Катастрофы теперь совершаются обдуманно, целенаправленно, их подготовляют. Мы — на распутье: можем идти вперед или повторять старое. У нас все еще есть свобода выбора. Завтра мы можем ее лишиться. И в том, что мы отказываемся от выбора, мы все виноваты, все, и те, кто начал войну, и те, кто ее не начинал. Мы все наполнены убийством. Мы отвратительны один другому. И нам противно видеть себя такими, какими мы выглядим в глазах других.