Поэтому мы и смогли договориться о съемках. Штаб Масуда находился в городе Талукан, центре северной провинции Тахар (местные произносят Тахор). Это в часе лета вертолетом из Душанбе. Вертолета мы как раз и ждали целую неделю.
Я услышал странный, непривычный звук, и мне понадобилась пара секунд, чтобы сообразить, что это такое. Это стучали мои зубы.
Люди, которым, как мне, приходилось бывать и в Сибири, и за полярным кругом, знают, что нигде ты не мерзнешь так, как зимой в жарких странах. Здесь все — и в архитектуре строений, и в меблировке, и в домашней утвари, и в одежде — рассчитано на то, чтобы спасаться от жары. Зимой, когда температура иногда падает ниже нуля, в жилых помещениях можно дать дуба. Что я и делал.
В Талукане нас поселили в гостевом доме Масуда, в самой большой и светлой комнате, по сути дела, на застекленной летней террасе. Вдоль стен там стояли широкие диваны, на которых мы и намеревались спать. К счастью, мы послушались Хусаина — местного коменданта и кастелянта, мрачного вида, еще не старого, с лицом, заросшим со всех сторон черными лоснящимися волосами. Он молча принес нам три матраса и разложил их по сторонам небольшой черной печки, мы бы сказали, буржуйки. Печка была не чугунная, а из тонких металлических листов, скорее всего, из частей кузова легковых автомобилей. Я как-то видел в Гвинее целый ряд жестянщиков, которые из помятых в авариях крыльев «Пежо» и «Рено» делали отличные ведра. Короче, печка, растопленная перед сном настолько, что бока ее покраснели, через пару часов — а я все ворочался, пытаясь заснуть, — была совершенно комнатной температуры. То есть градусов пять в лучшем случае.
Я прислушался. Справа от меня раздавался хриплый, какой-то клокочущий храп. Там спал наш оператор Илья. Ему было не больше тридцати пяти, но он уже был почти лысым и таскал на себе лишних килограмм двадцать. Мы с ним провели нос к носу почти неделю, а я все еще не понял, что это за птица. Контакт с Ильей был односторонним: он слушал, но почти ничего не говорил. Так что в отсутствие поступков разобраться в нем пока было невозможно. На сей момент я отметил у него лишь пару хороших черт характера: в том числе, с окружающей средой у него конфликтов не было. Он заснул бы и на льдине.
Я осторожно откинул одеяло, закрывавшее меня с головой, и высунул нос наружу. Я в Душанбе из лени перестал бриться, но недельная борода еще не греет. Не защищала и одежда. Я лег спать в джинсах и свитере, через час натянул поверх еще один, с воротником, облегающим шею. Однако у меня в запасе оставалась еще куртка — легкая, но гарантировавшая термоизоляцию при минус пятнадцати. Сейчас проверим! Я решительно откинул одеяло, вскочил рывком и в два прыжка стянул свою куртку, лежащую на рюкзаках и сумках с аппаратурой.