Поэтому тишина вокруг казалась населенной призраками. «Не сходи с ума, — внушала себе Милена. — Кто это, по-твоему, может играть: оркестр из призраков, что ли?» Поцарапав голову о кирпич, она ступила под арку и там увидела на стене свет. При этом стало ясно, что места для оркестра здесь явно маловато. Если отбросить идеи насчет потусторонних сил, все станет понятно: это звучит запись. Но мыслить логически Милене мешало то, что она была чересчур напугана жизнью, да и самой собой. Милена Вспоминающая чувствовала к Милене-актрисе жалость. Актриса опустилась на колени и отодвинула занавес из старых костюмов.
«Какой кошмар», — подумала Милена-актриса.
«Какой кошмар», — подумала Милена Вспоминающая. Нагромождения бумаги, общий бардак, истерически громкая музыка и сидящая оцепенело, как в полудреме, Белая Медведица. Бардак был действительно нешуточный.
Ewig blauen licht die Fe-ernen
И вечной синевой сияет да-аль
Загадочный герой произведения — судя по контексту, уже умерший — отбывал куда-то с огорчением и печалью. Мертвые на поверку почему-то оказываются боязливей живых, но вместе с тем в некотором смысле и живучей.
Гэ-Эмка сидела совершенно неподвижно, как будто она тоже ушла в небытие вслед за музыкой, и очнулась лишь оттого, что икнула. Протянув руку, она стала что-то нашаривать будто слепая, отчего столкнула стопку бумаги и какие-то пластмассовые коробки, впрочем совершенно не обратив на это внимания. Печаль как будто висела на ее лице, оттягивая кожу возле глаз и челюстей. Музыка как будто взывала к кому-то. Упавшая бумажная стопка обнажила компактный металлический ящик — дефицитнейший электронный музыкальный прибор. Неудивительно, что от громкости буквально свербило в ушах.
Бедному заморышу Консенсуса музыкальная шкатулка показалась форменным чудом. Таким, что Милена, забыв про страх, вылезла из своего укрытия, привлеченная этой самой шкатулкой, а также выражением душевной печали на лице у Гэ-Эмки.
— Это у тебя откуда? — спросила Милена-актриса завороженно, хотя она сама могла слушать музыку в любое время. Музыку ей исполняли вирусы, из памяти. Притягивали ее, собственно, металл и стоимость вещи. Это был частный металл — нечто находящееся в личной собственности, а значит, тем более драгоценное, по крайней мере для его владельца.
— Это… из Китая, наверно, — ответила Ролфа, и Милена уловила в ее голосе молодость. Молодость, она всегда такая упругая, сочная, не испорченная еще червоточинкой сомнения. В ней еще чувствуется надежда.
— У вас при себе, паче чаяния, не найдется ли случайно спиртных напитков?