Глава двадцать первая
Книга Третья (Низкопробная комедия)
КОНСЕНСУС ЦЕНТРАЛЬНОГО ЛОНДОНА вздымался над Маршем-стрит мясистым лесом. Солнечный свет он обращал в сахар, а вещества, которые брал из почвы, — в белки. Сок прокачивался через его сердце — Корону, — регулирующую все его бессознательные механизмы жизнедеятельности: циркуляцию кислорода и сахаров, удаление отходов, функционирование иммунной системы. И именно здесь, в Короне, происходил синтез памяти и мысли. Из Короны к корням уходили мясистые стебли органической ткани, которые под землей переплетались между собой и образовывали клубни, как у картошки. Крабы размером с кулак оберегали клубни от насекомых и мелких животных. А в узких кирпичных подземных коридорах, согнувшись как шахтеры, протискивались Доктора, бдительно осматривая драгоценную плоть.
Внутри клубней существовала четкая структура и иерархия различных участков плоти. Они назывались клетками. Вот в этих клетках и содержались матрицы Считанных, их индивидуальные сущности.
В распоряжении и ведении Консенсуса Центрального Лондона находилось более полутора миллионов душ. А вообще на территории Большого Лондона было пятнадцать таких Корон, которые сообщались между собой. В них содержалось примерно пятнадцать миллионов сущностей, почти все представляли собой отпечатки детей, прошедших Считывание в возрасте десяти лет.
Все являет собой голограмму; несколько смазанный образ целого. Дети Консенсуса пребывали в каком-то подобии спячки, отдельными воспоминаниями. Пока сама Корона отдыхала, дети играли, как могут играть смутные сны. Разрозненные, разобщенные, ввергнутые в смутное, меж явью и сном существование, сонмы душ Консенсуса словно пытались шевелиться в своих узилищах; снова жить, подобно безрадостным воспоминаниям, хранящимся на дне души каждого из нас. Корона грузно ворочалась в своей нелегкой дреме, в беспрестанном напоминании о вещах, которые она пыталась упрятать и забыть.
Консенсус Лондона дремал, вовлекаясь временами в смутное бодрствование Консенсусом Двух Островов, который, в свою очередь, по мере надобности привлекался Короной Европы; а Европа спала, сообщаясь, соответственно, с Короной Мира. Толстенные жгуты и ветви нервных узлов из плоти тянулись от страны к стране, через континенты и по дну морей.
Именно Короне Мира и понадобилась Милена Шибуш.
Эта огромная кора мирового мозга находилась в Пекине, и вот все ее внимание медленно сосредоточилось на одной клеточке плоти, размещенной в Англии, в Лондоне. Милена-матрица очнулась, пытаясь дышать. Несуществующие легкие инстинктивно попытались втянуть воздух, которого не было. Не было ни света, ни звука. Ее словно душили, зажав лицо подушкой. Она боролась, судорожно цепляясь, впиваясь в темноту. «Нет рук, — поняла она. — У меня нет рук!»