— Астро… Это кто составляет гороскопы? Нет, предсказывать будущее — не моё занятие…
— Да ты не понял, глупый! Астрофизик — это учёный, который изучает небо, звёзды, небесные орбиты.
— Кто знает… Это было бы интересно. Только астрофизикам наверняка нужно очень хорошо знать математику. К тому же Млечный Путь — это, пожалуй, один из немногих случаев, когда белый цвет меня не пугает.
— Почему?
— Наверное, потому, что состоит из множества маленьких светящихся точек, соединённых друг с другом… и за каждым таким соединением таится история, которую можно запомнить…
— Да… только прекрасные истории заслуживают созвездий…
— Ты права. Посмотри, как Персей освобождает Андромеду, посмотри на Пегаса, как он летает, белоснежный и свободный…
— Тут требуется немного фантазии, но…
Прерываю Сильвию, чьи слова словно уносятся в прозрачном воздухе к самим звёздам, и кажется, будто те слышат нас.
— Мне хотелось бы, — говорю, — подобно Персею, освободить Беатриче от этого чудовища. И ускакать на крылатом коне…
— Это было бы чудесно…
— По-твоему, я мог бы и писателем стать?
— Расскажи какую-нибудь историю…
Задумываюсь. Смотрю на самую красную мерцающую звезду.
— Жила-была однажды звезда, молодая такая звезда. И как все молодые звёздочки, маленькая и белая, как молоко. И казалась очень хрупкой, но потому лишь, что испускала много света, отчего становилась почти прозрачной. Звали её Нана, это значит Крохотная. А второе имя Бьянка — Белая, потому что цветом походила на молоко. Вот и получилось у неё такое имя — Нана Бьянка, а проще — Нана. Звёздочка любила бродить по небу и знакомиться с другими звёздами. Но шло время, она выросла и из малышки Наны превратилась в Большую Красную Звезду. Все остальные звёзды завидовали её красоте и её золотистым лучам, разлетавшимся, словно длиннейшие волосы. Но секрет Красной Звезды заключался в том, что на самом-то деле, в душе своей, она оставалась малышкой Наной, простой, яркой и чистой звёздочкой, хотя и выглядела большой и красной. Вот почему она до сих пор сияет в небе, меняя свой цвет с белого на красный и наоборот. И нет ничего чудеснее её на небе. И на Земле тоже.
Умолкаю. Это не бог весть какая история. Вообще никакая не история, лишь то, что подсказала одна яркая звезда. И я указываю на неё:
— Вот эту звезду хочу посвятить тебе, Сильвия.
Улыбка озаряет лицо Сильвии, и оно освещается то белым, то красным светом, потому что, словно зеркало, отражает с расстояния миллионов, может быть, миллиардов, световых лет блеск её далёкой звезды.
Сильвия опускает голову мне на плечо и закрывает глаза. А я молча смотрю на Персея, Андромеду и Пегаса. Небо превратилось в огромный тёмный киноэкран, на который можно проецировать любые фильмы, какие только захотим, — и в то же время я чувствую, как что-то лёгкое и светлое неслышно укрывается где-то в самом далёком уголке моего сердца, подобно песчинке, которая прячется в раковине устрицы, чтобы превратиться в жемчужину.