Леди Хелен Дотри, которая уже не раз в своей жизни переживала взлеты и падения, устроилась поудобнее и погрузилась в размышления.
– Ты сказала, письма. Это имеет какое-то отношение к лорду Фрейни, да?
– Вы писали ему письма?
Хелен пожала изящными плечиками:
– Д-да, можно сказать, мы с ним переписывались. Вместе с завтраком мне приносили на подносе его любовную записку с одной розой! – Хелен самодовольно улыбнулась. – Но этот взбалмошный человек попросил меня сжечь все его письма. Ну, разве это не романтично?
– И это все? Вы обменивались только любовными записками?
– Ну почему, не только. Он ведь был близким другом твоего покойного дяди. По-моему, я как-то вскользь упомянула, как ужасно, что он и мои дорогие племянники были убиты…
– Они утонули! – прервала ее Николь.
Хелен улыбнулась:
– Да, так следовало говорить, что я и делала. Утонули. Кто-то мне это говорил.
– Это мы вам говорили, и много раз.
– В самом деле? Я что-то не помню. – Она порылась в своем ридикюле, извлекла маленькую фляжку прозрачного стекла с филигранной резьбой и, отвинтив крышечку, воздела фляжку вверх. – Скверный джин, неразбавленный. Джин, дорогая, проклятие низших классов. Зато он дешево стоит и всегда доступен. Как иначе, спрашиваю я, человеку дожить до конца дня? Остается только надеяться, что Гизель догадалась упаковать несколько дюжин бутылок.
Николь с отвращением смотрела, как мать запрокинула голову и прямо из фляжки влила в себя порядочную порцию крепкого напитка.
– Ну вот, теперь уже лучше, – удовлетворенно сказала Хелен, завинчивая крышку. – Ты сказала, в Италию? Кажется, там говорят на каком-то другом языке?
Две короткие остановки, чтобы подкрепить силы едой, три перемены лошадей – и столько же посещений пивной, чтобы наполнить фляжку, – и к ночи карета Рафа уже остановилась около пристани в Дувре, рядом с экипажем, на дверце которого красовался герб Бэсингстока.
– Ого! Далеко же мы забрались! – воскликнула леди Дотри, не очень уверенно спускаясь на землю. – А где же милый маркиз? Заказывает брачные апартаменты в одном из постоялых дворов, которые мы проехали? Что ж, вполне подходяще для тебя, дорогая!
Николь, занятая мыслями, где может быть Лукас, сделала вид, что не слышит вопроса матери.
С наслаждением потянувшись, она всей грудью вдыхала соленый ветер с пролива, уносящий противный запах джина, и с восторгом рассматривала множество кораблей, застывших у пристани в ожидании ночного отлива.
Вокруг стояли шум, грохот и суета, но заглушающие их грубые крики грузчиков и пронзительный визг чаек будто стихли, когда из-за кареты появился Лукас и прошептал ей на ухо: