– Это потому он шествует так, будто палку проглотил? А что скажете об этой троице, что только что появилась из-за угла?
Она стала серьезной.
– О, это определенно бывшие солдаты. Видите? На одном до сих пор порванная и выцветшая куртка от мундира, наверное, его единственная одежда. А у того, что слева от него, болтается пустой рукав – на войне он потерял руку. Какие они худые и сутулые! Вот уж действительно правду говорят: жизнь согнула в бараний рог. Раф считает, что, как только правительство перестало нуждаться в пушечном мясе, его отношение к нашим храбрым солдатам стало просто позорным.
Один из солдат поднял голову, как будто услышал слова Николь. Измученными глазами он обвел холеных упитанных лошадей и богатую одежду всадников, и во взгляде его промелькнуло отвращение и даже ненависть. Придав лицу спокойное выражение, он вышел на середину улицы и протянул руку, как все, кто просит милостыню.
– Подайте пенни, добрый господин, – заныл он жалобно. – Для голодающих детишек, ваша милость.
Грум Ашерстов тронул лошадь, чтобы встать между маркизом и бедняком, но Лукас жестом остановил его.
– Какого вы полка, солдат? – спросил он, и тот сразу подтянулся и выпрямился.
– Тридцать третьего пехотного, сэр! Да все мы служили в нем. Вот у Берти проклятый лягушатник в жестокой схватке отсек руку, а Билли теперь ни черта не слышит, но видели бы вы, как он управлялся с пушкой! А я так просто оголодал. Мы постоянно голодаем. Вот что мы добыли, сражаясь в тридцать третьем!
– Собственный полк Железного Герцога? Да, он не раз побывал в самых страшных сражениях, – подтвердил Лукас и снова полез за кошельком. Он достал три золотые кроны, зная наверняка, что ни один из этих солдат в жизни не держал в руках таких денег. – Вот, по монете на брата. К сожалению, больше дать не могу.
Солдат посмотрел на деньги, потом на Лукаса, и глаза его заблестели от слез. Он поспешно схватил монеты, пока человек на огромном черном коне не передумал.
– Храни Господь вас и вашу леди! Храни и благослови Господь вас обоих!
Он подбежал к товарищам и вручил каждому по монете. Казалось бы, поступок Лукаса должен был доставить ему удовлетворение, но на сердце у маркиза стало тоскливо и горько. Он чувствовал себя предателем по отношению к этим трем солдатам и всем беднякам, которым хотел помочь. Он мог попытаться успокоить свою совесть любым доступным ему способом, но пока ему суждено было обманывать этих несчастных.
Они с Николь тронули лошадей, и Лукас ехал, опустив голову в мрачном раздумье. Покинув пределы города, они почти сразу оказались среди зеленых холмов, поросших кустарником.