Она на себе заметила его взгляд. Странно жаркий, влажный, будто он ее ласкал глазными яблоками, и она вздрогнула вся: от страха, от удовольствия. Фло была уже не маленькая, да, и она знала, знала этот страшный голод, таящийся во взгляде мужчины, у которого нет женщины. Она на себе чувствовала этот взгляд на пустынных улицах Карни, в Небраске, где совсем еще девчонкой работала на почте, замещая почтальона и тем временем готовя диплом по языку и литературе в университете. О, как давно это было, задолго до того, как медленная смерть матери от рака яичников и несчастный случай с отцом призвали ее назад, на ферму, где ждали ее тягучие дни изматывающего труда, одинокие ночи у себя в светелке за чтением Чосера, и вот теперь еще эти больные куры! И хоть никому, никогда, ни за что она бы в этом не призналась — ей не хватало этих взглядов. Ее странно будоражила мысль, что мужчины, сидя на скамейках и потягивая что-то там из бумажных стаканчиков, перегибаясь с высоких кузовов своих вездеходов и медля у перекрестков на красный свет, ее раздевают на улицах. Она чувствовала, как соблазнительно ремни почтового рюкзака пересекают ее между грудей и дразняще высоко ей задирают юбку. И она знала, знала, что, таинственно воздействуя на расстоянии, вызывает томление и спазмы в телах глядящих на нее мужчин. И теперь, распутывая упрямую куманику и водоросли, обвившие ведущий вал, опять, опять она все это почувствовала. Адам вышел на крыльцо, тяжко привалился к стене.
Она подошла, обтирая ладони о шорты сзади. Встала у нижней ступеньки, посмотрела снизу вверх на него. Заметила шишку у него на лбу.
— Вы ранены, — сказала. Хотела ближе подойти, но что-то удержало, потому что ее настораживал этот стоявший перед нею незнакомец.
Ответил он не сразу, он продолжал смотреть, глазами бродя вверх-вниз по ее гибкому, стройному телу. Она чувствовала, как эти глаза одну за другой снимают с нее одежды. Заметила: вдруг изменились крики чаек.
— Стукнулся просто, — проговорил он наконец.
Тут она разглядела эти ягодные пятна на руках
у него и на губах. Старая индейская легенда ей вспомнилась. И она руки заломила, когда эти глаза вцепились снизу в край ее рубахи, приподняли ее. Чайки орали, словно демоны.
Тьфу ты, господи, говно какое!!!
Фло лежала навзничь в траве высокой, примятой вихрем двух извивающихся тел. Два тела, миг назад сросшиеся, впивавшиеся друг в друга в порыве жадной страсти, теперь лежали порознь, истомленные, пустые. Стреляные гильзы вдруг ей вспомнились, стреляные гильзы, в поле валявшиеся после той охоты на голубей. Глянула на облака, плывущие над головой, — куда, куда плывете вы, куда спешите, облака? Что-то тревожило ее в этом мужчине, в этом месте. Что-то было во всем этом странное. Может, просто потому, что вдруг умолкли чайки, или…