Наконец, завтрак.
Я колупал вареное яйцо и смотрел на парня напротив. Он давился уже шестым. Смех, да и только. Народишко воображает, что большие частные школы — верх шика и их сынишки вращаются в высшем обществе. Ха! Есть, конечно, пара-другая парней с фамилиями, которые видишь на вывесках, есть и дети кинозвезд, но большинство из нас — серая публика, не справляющаяся с обычной учебной программой и никому не нужная дома. Преподавателям мы тоже ни к черту не нужны. И вот мы здесь. Кларк возьмет любого, за кого платят. И напялит на него свою престижную форму. Во всем штате не найдется другой школы, частной или общественной, которая бы меня приняла, ознакомившись с моими характеристиками. Но старику Кларку главное — какая пачка баксов зажата в ладони, и плевал он на характеристики и отметки.
Итак, я любовался этим боровом, который впихивал в себя яйца, не боясь несварения и колик, когда парень справа вдруг ляпнул:
— Томми Смита-то вздернут.
— Да, — согласился я. — Жаль мужика.
— Жаль? — удивился он. — Туда ему и дорога! Получит что заслужил.
— Заткнись, — бросил я ему. — Или вздую.
— Неужто?
— Если хочешь — выйдем, и вздую прямо сейчас.
Старший стола заорал:
— Эй, вы, двое, кончайте базар! О чем вы, кстати?
— Томми Смита собираются вздернуть. А он невиннее младенца.
— Ха-ха… Ты поешь под дудку Мэри Смит.
— Юбочник! — заорал обжора, брызнув полупережеванной яичной смесью пополам со слюной.
Я выплеснул ему в морду воду из стакана и встал:
— Слушайте, Томми Смит не виноват. Я был у них в доме как раз перед убийством. И после этого был. И с детективами разговаривал. А вы только и знаете, что в газетах напечатано.
Зол я был, как собака, но пришлось усесться за стол, потому что в столовку вошел дежурный офицер. Все стали паиньками и замолкли. Дежурный вышел, и старший стола ухмыльнулся:
— Поганка твой Томми Смит. Отца убить, а! В спину, сзади, подло!
— Враки! — крикнул я.
— Да ты-то откуда знаешь?
— Знаю, и все.
— Нет, вы на него только гляньте! Знающий какой. Курам на смех.
— Знаешь, так нам скажи. Кто тогда, если не он?
— А почему не я? Что ты на это скажешь?
— Ты! — вылупил глаза старший. — Нос не дорос, салага четырнадцатилетняя.
— Иди ты к черту! — послал я его.
— Четырнадцатилетний прыщик кого-то убил! — крикнул старший стола и зашелся приступом смеха, схватившись за бока.
Весь понедельник я безрадостно размышлял о Томми, о том, какой он хороший парень, всегда готовый рассмеяться, ободряюще похлопать по спине. А теперь он заперт в камере в Сан-Квентине, считает часы, может, слышит, как сколачивают для него эшафот.