Высоченный, широкоплечий парень — настоящий шкаф! — и огромные яркие глаза невероятно синего цвета, опушенные густыми, длинными, темными ресницами. Не в костюме с галстуком, в светлых брюках и серой рубашке. И уж какие там прыщи…
Элька бесцеремонно рассматривала и жесткий подбородок, и крупные чувственные губы, и тонко вырезанный нос, и разлетающиеся к вискам ровными дугами брови, и каштановые кудри, коротко подстриженные и на первый взгляд мягкие, как шелк, вот бы дотронуться…
Нет, это точно судьба!
Элька с трудом выбралась из кресла и как сомнамбула двинулась к гостю. Темно‑синие глаза становились все ближе, она тонула в них больше и больше. Элька уже понимала, что ошиблась: они не синие, эти глаза, они фиолетовые, нет, они… как берлинская лазурь. Вот‑вот, именно как берлинская лазурь!
Что такое «берлинская лазурь», Элька представляла плохо, но эти слова показались наиболее подходящими.
За Элькиной спиной звонко закашляла Тася, не понимающая, что происходит, и Элька возмущенно встряхнула головой, избавляясь от странной одури. Заставила себя на секунду обернуться, подмигнула новой подруге — мол, у меня все в порядке, не волнуйся, все под контролем.
Фыркнула и хрипловато пропела:
— Ка‑акой красавчик! Таська, где ты прятала от меня это чудо, никогда не прощу…
— Я не прятала, — вяло запротестовала Тася, удивляясь Элькиной смелости, раскованности и свободе.
Элька сделала еще шаг, последний. Теперь они стояли лицом к лицу: она и Таськин восхитительный гость.
Элька облизала внезапно пересохшие губы и шепнула:
— Ты правда чудо‑юдо. Можно я тебя потрогаю? Самые синие глаза в мире изумленно расширились. Элька сипло пояснила:
— Вдруг ты мираж, или я просто сплю, знаешь, со мной бывает…
Она легко коснулась плеча Тасиного приятеля. Нежно провела ладонью по его упругой и чуть колючей щеке. Убедилась, что кудри у обомлевшего парня действительно мягкие, она не ошиблась. Дотронулась пальцем до четко очерченных губ и проворковала:
— Надо же, самый настоящий, даже дышишь и глазками лупаешь…
Тася у плиты нервно хихикнула и едва не перевернула свой замечательный чайник. Ахнула и торопливо поставила его на огонь.
Зато Федор Федорович наконец пришел в себя настолько, что смог реагировать адекватно.
Он одним движением отставил в сторону потрясенную его силой Эльку и раздраженно проворчал, обращаясь к Тасе:
— Вот теперь я верю, Мелкая, что это твоя подруга!
— Почему… только теперь?
Тася отвернулась, пряча улыбку: как бы Федор Федорович ни притворялся, ни «держал лицо», она прекрасно видела, что он слегка… растерян, скажем так. Еще ни одна девица не вела себя с ним настолько… вольно, да.