Борисов весело наблюдал его.
— Постойте, я сейчас приведу его в чувство, — подмигнул он инспектору, и, толкая Карташева, он спросил: — Ну, господа песочные подрядчики, как ваши подряды?
Карташев действительно сразу пришел в себя и, как обожженный, ответил:
— Я не подрядчик.
— Как так?
— Не подрядчик и подрядчиком никогда не буду.
— Вот это настоящий бандурист, — сказал Борисов, ласково, даже нежно обнимая Карташева.
Карташев сразу повеселел, почувствовал себя хорошо.
— Он тоже, — кивнул Борисов на Бызова, — отказался от этого подряда, и Лепуховский.
Теперь, когда они с такой быстротой неслись, ему стала ясна бесполезность его сегодняшней проверки, и он сказал:
— Мне прямо совестно признаться, какой я неграмотный дурак. Вы знаете, сегодня с таким же другим умником из деревни мы прошли с подштопкой весь путь, проверяя подшивку шпал.
— Зачем?
— Боялись, что опрокинется паровоз.
— О-о! Где ж этот другой?
— Он там, на паровозе.
— Покажите его.
— Тимофей! — закричал Карташев.
— Ась! — отозвался Тимофей, а затем показалась и вся довольная фигура.
— Как думаешь, — спросил его Борисов, — доедем до станции или опрокинемся?
— Надо доехать, — ответил весело Тимофей.
— Надо доехать, — это, брат, знать наверняка надо: вы-то шпалы пробовали?
— А как же, — ответил Тимофей, — каждую шпалу удостоверили, иначе разве возможно?
Все смеялись, а Борисов говорил Тимофею:
— Молодец, братец. А вы, — обратился он к Карташеву, — пишите новый учебник.
— Вы когда кончили? — сипло спросил Карташева коренастый, обросший бородой инженер.
— В этом году.
— Бывали на практике раньше?
— Нет.
Инженер помолчал и сказал:
— Ну, вот теперь вы научились, как не надо строить.
— Ну, вот уж, — вскинулся Борисов, — как не надо?
— Конечно, — грубым голосом заговорил инспектор, — эти уроды — так надо? — ткнул он в проносившуюся мимо них будку. — Этот урод мост, как надо?
— Я насчет этого особого мнения, — помолчав, заговорил Борисов. — Слов нет, красивая будка приятнее для глаза и для жизни. Но если сто миллионов живут в неизмеримо худших избах, то еще большой вопрос в смысле справедливости и правильности затраты денег этих миллионов на жизнь нескольких счастливцев, которые будут жить в таких будках. Ну, будки еще туда-сюда. А красавцы мосты, по которым тоскует ваше сердце… На кой леший, спрашивается, красота наших мостов, на которые и смотрят-то только зайцы да волки. Или эти вокзалы-дворцы, зеркала и бархат в вагонах? Роскошная наша русская жизнь, прежний тип почтовых станций вдохновили нас? А между тем каких денег все это стоит? В результате ведь вот что: нам нужно, скажем, двести тысяч верст, а так, как мы размахнулись, мы на эти деньги выстроим только пятьдесят тысяч верст, и того не выстроим. А дело между тем коммерческое прежде всего, и если оно не оправдывает своих расходов, то вместо пользы оно бременем ложится. При нашей постановке вопроса выходит так: чем больше мы будем строить, тем больше будем разоряться. И причина в том, что нам, как самой бедной в мире стране, надо было выбрать самый дешевый тип, а мы выбрали самый дорогой, какого до того и не было, самый ненормальный, следовательно, только назвавши его при этом нормальным. И все потому, что император Николай Павлович с крепостническим размахом, опасаясь иноплеменного вторжения, вместо того чтоб сузить путь против остальной Европы, уширил его на полфута.