Если бы ты вернулся с Панареи пораньше. А так я одна второй раз помчалась в Марина Корта и там совсем близко услышала те звуки. Ты помнишь, как мы выспрашивали про них сеньора Априле и как он притворялся, будто не понимает, о чем речь? Й. К. говорит, сицилийцы стесняются признаться, что у них до сих пор в ходу древнейший духовой инструмент, более древний, чем флейта, которую мы научились вырезать из дерева с помощью каменных ножей. Раковины! Рыбаки дудят в раковины, подают друг другу сигналы в море. Под звуки раковины на берег вышел второй „турист“. Какой еще второй? Ха-ха, да этот-то самый рассобачий сын, рыба-собака, акула-людоед.
Ну вот, а теперь я, к моему великому стыду, должна сознаться, что не в состоянии объяснить тебе главное.
Мой милый Ангелус, из нашей дорожной кассы, оставленной на сохранение у Априле, я забрала ровно половину денег. Мой новый мольберт теперь твой. Он находится в Порто Леванте, спросишь там донну Раффаэлу. Начатую картину уничтожь. Нам целых десять миллионов лет, и боюсь, у меня осталось не очень много времени. Поэтому я еду на поиски Дикого Охотника — настоящего, а не воплощенного аптекарем Гижоном. Не беспокойся обо мне. С нашим безупречным паспортом да с моими способностями к портретной живописи я нигде не пропаду. Поеду, вернее, попробую поехать следом за К. По Виа Траппани на Коссыру — так в древности назывался „его“ остров Пантеллерия, а сегодня они там говорят на каком-то арабско-латинском наречии, которое, должно быть, не слишком похоже на наш базельский диалект. Если Й. К. готов принять меня в своей пещере — отлично. Между тем мы не обмолвились ни единым словом о его гражданском состоянии. Помнишь, он однажды говорил о своем „Ноевом ковчеге“? Что, если он женат на какой-нибудь английской королеве красоты и у них семеро по лавкам? Ну и пусть, я все равно буду продолжать погоню за кроманьонцем, даже если ты будешь считать меня за это жутко экстравагантной. К счастью, я такая и есть. Если однажды тетива моей страсти — а какой художник лишен страсти, если он настоящий? — он ли создает из нее что-то или она, страсть, его создает, во всяком случае она должна быть, — если тетива моей страсти вдруг ослабнет, это будет значить, что я умерла.
От Коссыры рукой подать до Северной Африки и Испании. Й. К. говорит, что в алжирском Бени-Сегуле еще встречаются представители южной кроманьонской расы, высокие, как он сам. И еще они попадаются в Испании и среди гуанчей на мысе Тенериф. Даже если войны в Африке будут продолжаться, все равно поеду туда, если Й. К. меня не примет. Или завоюю кроманьонца-тореадора. Уж если сумела эта леди, как ее там? — Брет или Бред — у Эрнесто Хемингуэя, то и я, пожалуй, сумею. Или поселюсь у гуанча. Я ищу мужчину. Цвет кожи значения не имеет. Мужчину с твоей сердечной добротой — добротой, которая у тебя, уж извини, идет от ума и только от ума, — и с сердцем акулы. Больше мне нечего сказать.