Каким-то чудом ему удалось добраться до двери. Он спрыгнул с веранды, споткнулся и покатился по лужайке к реке. Человек в гавайских шортах взглянул на меня, улыбнулся и зашагал туда, где виднелся свет фонаря и слышалось рычание. Левым глазом я ничего не видел, мир кружился слишком быстро, и его уже начал окутывать мрак. Я подполз к Эбби, борясь с тошнотой, лег поперек нее и почувствовал, как поднимается и опускается ее живот. Я заставил себя открыть глаза, но знал, что долго это не продлится. Я ползком вернулся за пистолетом, перезарядил и снова направился к Эбби. Я прислонил ее к стене, а сам опустился на колено — так, чтобы оказаться между ней и лежащими в комнате телами. «Тролль» стонал, но его нос был буквально размазан по лицу, поэтому вряд ли он хотел продолжения. Хромой слабо подергивался.
Через минуту мы услышали громкий хруст и всплеск. Свет фонаря начал приближаться. Человек насвистывал и что-то нес в руках. Я поднял пистолет и прицелился в сторону двери. Руки у меня дрожали, но я крепко обвил курок пальцем. Человек с фонариком вышел на середину комнаты и опустил собаку на пол. Она затрусила к нам и лизнула мою ступню. Человек посмотрел на меня, но я с трудом его различал. Наконец он вытащил сигареты, закурил, щелкнув серебристой зажигалкой, и глубоко затянулся.
— Похоже, у вас неприятности.
Я поставил пистолет на предохранитель, порылся в аптечке, достал два шприца, протер бедро Эбби и вколол ей допамин, а следом, быстро, дексаметазон. Потом прислонился к стене и понял, как страшно отяжелели веки. Последнее, что я помню, прежде чем мои глаза закрылись, — это алый огонек сигареты. Потом желудок подступил к горлу, плечи коснулись твердого сиденья, и Эбби крепко обняла меня. Я попытался очнуться, но туман был слишком густой. Эбби обвила меня руками и ногами и прижалась ко мне. Она дрожала. Где-то рядом взревел мотор и заработал винт.
Химиотерапия — это ежедневная рутина: три недели в месяц, четыре дня в неделю, шесть часов в день. Все равно что очень долго страдать от простуды. Были и другие побочные эффекты. У Эбби шла кровь носом и из десен, она мучилась от непрекращающейся диареи и тошноты, потеряла аппетит, лишилась волос, у нее немели пальцы на руках и ногах, и в течение трех недель ее непрерывно рвало.
Курс лечения закончился так, как и ожидали врачи. Опухоль сократилась, но операция была неизбежна. Мы приехали в клинику в шесть часов утра в пятницу, операция была назначена на десять. Незадолго до того, как ее покатили по коридору, Эбби взглянула на меня затуманенным от наркоза взглядом и спросила: