Он постучал дубинкой по решетке и крикнул:
— А ну заткнулись!..
Великан вернулся на свое место в углу, а парнишка снова сел рядом со мной. На сей раз он придвинулся ближе. С него текло.
— Так тебе деньги были нужны?
Я взглянул на великана, а потом на Психа, гадая, не лишился ли мой сосед рассудка. Парнишка прищурился.
— Слушай, мужик, тебя две недели показывали по «ящику». Это ты псих, а не я.
Он был прав.
— Ну?..
Я покачал головой.
— Значит, ты не ради денег?.. А знаешь, где они их держали?
— Да.
— Ну ты… — Он не договорил. — Ну ты и тупой. Надо было брать денежки и рвать когти. — Он помахал рукой в воздухе, будто с кем-то здоровался.
Хотя мой сосед немилосердно коверкал слова, он добился своего. Почти все взгляды в камере были направлены на меня. Мои веки отяжелели от бессонницы, на рубашке и на руках запеклась кровь, ссадина над глазом воспалилась и чесалась. Парнишка указал на нее.
— Это она тебя, да?
Вокруг были холодные бетонные стены — мир, ограниченный колючей проволокой, где всегда есть возможность получить разрывную пулю. Чтобы страдать и подвергаться наказанию, нужно быть живым. А я был жив лишь наполовину. Поэтому голова у меня болела вдвое слабее, чем могла бы. Боль в сердце — другой вопрос.
Я посмотрел на свои руки. Ладони были ярко-красные, сплошь в волдырях, костяшки ободраны в кровь.
— Ого… больно? — спросил парнишка.
— Не знаю.
— Наверное, больно.
Да уж.
— Это она сделала? — повторил он.
Великан на полу не двигался, но я молча покачал головой.
— А кто?
Лицо у него было сплошь в болячках, зубы черные. Судя по гнилостному запаху изо рта, процесс продолжался. Я не специалист по наркотикам, но парнишка был воплощением человека, который употребляет «кристалл».
— Парни, которых мы встретили… на реке.
— Ты их тоже грохнул?
— Нет. И жену я не убивал.
— Так все говорят.
Несколько человек засмеялись, кто-то шлепнул себя по коленке и сказал:
— Вот и я о том же.
В трех шагах от меня, прислонившись к стене, сидел седой мужчина с двухдневной щетиной, в грязной синей рубашке, с заплывшим глазом. От него несло перегаром и блевотиной, рубашка была расстегнута, штаны спереди мокрые, одного ботинка недоставало, зато на шее болтался галстук.
Охранник отпер дверь и начал по одному выводить нас к столу, где нам надевали кандалы на запястья и лодыжки. Потом мы промаршировали по лестнице к залу суда.
Мой сосед шепнул:
— Дело дрянь. Точно дрянь. Здесь сидит судья Ферги. У него хрен вывернешься.
— И что?
— Лучше говорить все как есть и не трепыхаться.
Пристав провозгласил:
— Всем встать.
Мы поднялись, по комнате эхом отдались звон цепей и похмельное ворчание. В заднюю дверь вошел лысоватый, загорелый мужчина в черной мантии. Он быстро сел и принялся просматривать бумаги, а потом кивнул приставу.