Он увидел себя на экране, во втором ряду зала, но узнал не сразу — неужели это он, такой старый, толстый и даже какой-то помятый. Да собственно, не все ли равно, если всему скоро наступит конец — и даче с железными ставнями, и телевизору с управлением на расстоянии, да что там телевизору — вообще всей жизни наступит каюк, потому что ему грозит по меньшей мере десять лет тюрьмы, и это будет еще очень хорошо, стольких людей уже шлепнули, а сколько еще шлепнули сами себя, и никто его из этого дерьма не вытащит, а его пасынок, этот сучонок Сашка, следователь херов, так и сказал своей матери — «твоего Сатина из дерьма вытаскивать не буду». А Павел Петрович еще и своим подельникам обещал — не бойтесь, Ленуськин сынок вытащит, не хухры-мухры — старший следователь Московской городской прокуратуры, Александр Борисович Турецкий! А теперь этим сукам, вроде Гдляна и Иванова, да и его пасынок Сашка недалеко от них ушел, до всего есть дело. Один дружок уже дождался «помощи» — Юра Соколов, директор «Елисеевского», что за мужик был, уже восемь лет в земле гниет по милости Сашкиного начальника Меркулова, перестройщика вроде вот этого, на экране, чистоплюи, сукины дети, повылазили из своих норок, вшивота, розовыми пальчиками фужерчики — с перестройкой вас, Павел Петрович! А на хрен нам эта перестройка!
Но это было еще не самое страшное. Перессорились его бывшие хозяева между собой, а он теперь вроде козла отпущения — одни говорят: принимай товар только от нас, иначе разорим тебя до тла, другие: будешь от тех брать продукцию — прикончим. И ведь прикончат, сгинет он, и никто так и не узнает, где могилка. Знает он такие случаи, пропал один завбазой из Очакова, слухи такие, что замуровали его в бетонную плиту...
— За реформу и причем — ускоренную, товарищ Прокофьев! — сказал кто-то с экрана противным дискантом.
Сатин смотрел на толпу, окружившую партийного вождя Москвы, расплывшиеся в улыбках лица, среди которых, его собственное казалось ему наименее знакомым.
— Да ведь это, твою мать, я сказал! — крикнул Сатин в экран.
— На кого ты там орешь? Господи, душно как! Что сидишь с закупоренными окнами? Я выиграла двадцать восемь рублей завтра куплю Сашеньке новый портфель, знаешь, такой модный, с секретными замочками.
Елена Петровна громыхала ставнями, распахивала окна. Ее тоненькая фигурка в полутьме казалась совсем девчоночьей.
— Что ты там застряла-то? Думаешь, одному сидеть... весело? — Слово это выдавилось у Сатина по инерции, он был уверен, что ему никогда в жизни не будет весело, ни при каких обстоятельствах.— А портфель твой сын может купить и сам...— А про себя добавил — «прокурор сраный».