, встретив где-нибудь на улице. У него, конечно, есть логово, откуда он выходит лишь в случае крайней нобходимости. Но выходит, ведь ему надо есть, пить, дышать воздухом…
— Легко сказать, — выдержав взор подполковника, произнесла Турчанинова, повторив его фразу и выдержав его интонации.
— Итак, решено, — подвел черту разговору Павел Андреевич. — На квартиры друг другу более не ездим. Встречаемся через… два дня в Летнем саду в беседке, что на Овальном пруду. Пруд сей располагается слева от Главной аллеи. Вам ясно?
— Ясно, патрон, — поднявшись с кресла, вытянулась в струнку Анна Александровна. — Разрешите выполнять?
Татищев поднял бровь и приоткрыл рот, намереваясь что-то сказать.
Но промолчал.
Плезиры бывают всякие, или Не надо мужеложествовать, и тогда офицеры Тайной экспедиции не будут хватать вас за руку. — Четыре кандидата в Улиссы. — Островок на Овальном озере. — Некоторые девицы предпочитают рискнуть. — Глаза, приводящие в восхищение. — Христенек — последний…
— Мне нужен список лиц, коих принял император перед своей кончиной, — безуспешно пытаясь поймать взгляд секретаря, раздельно и четко произнес Татищев. — Ведь это все где-то записывается?
— Записывается — согласился секретарь. — Но это невозможно, — добавил он и предпринял попытку уйти, которая была пресечена подполковником путем жесткого удержания того за руку. Секретарь ойкнул и пробормотал:
— Этого… нельзя.
— И желательно за последние два, нет, три дня, — безапелляционно продолжил Татищев, развернув секретаря к себе и наконец встретившись с ним взглядом. — Мне хотелось бы знать, в какой день сии лица виделись с императором и сколько времени. Вы поняли меня, Лабуньский?
— Но…
— Иначе о вашей склонности к плезиру с мужчинами и юношами немедленно станет известно господину генерал-прокурору, — заявил прямым текстом Павел Андреевич. — Надеюсь, вам известно о крайне неблагожелательном отношении к таковым забавам его высокопревосходительства?
Секретарь залился пунцовым румянцем.
— Придет время, когда подобные отношения перестанут быть вне закона! — пискнул он, часто моргая, с ненавистью и страхом глядя на Татищева. — И они станут… естественными, как и любые другие!
— Никогда такое время не придет, — заверил его подполковник, хотя в душе он не был столь уверен. — Выполняйте, что вам велено!
Лабуньский вернулся через три четверти часа. Он уже не был настроен к Татищеву так недоброжелательно, как ранее.
— Вот, — он протянул Павлу Андреевичу сложенный пополам листок с несколькими фамилиями. — Было очень непросто.