— … И что там было в том листочке? — поинтересовался Фрэнк Маршалл, когда заседание завершилось и все разошлись.
Девитт, взъерошенный и неулыбающийся, мрачно взглянул на него из-под густых жестких ресниц.
— Много будешь знать — пристрелю, — пообещал он ласковым голосом.
— Все понял, — поднял руки Фрэнк и мгновенно испарился из кабинета: кто-кто, а Фрэнк Маршалл отлично знал, что стреляет президент «Меандра» без промаха. Слава богу, что пока только в личном тире.
Девитт плюхнулся в кресло и извлек запрятанный лист из папочки. С листа на него смотрела рожа. Жуткая зверская рожа.
Его собственная.
Злобный, остроумный и жестокий шарж, созданный малым количеством линий. Себя он угадал с первой секунды, хотя все в шарже было карикатурно изменено и искажено самым беспощадным образом. Кроме того, шаржевому мистеру Девитту — были пририсованы козлиные рога и куцая бородка, а под «портретом» начертана надпись на латыни. Опять на латыни!
«Omen absit».
Откуда мисс Торрел знает латынь? Не слишком ли много достоинств для одной молодой леди? Которые так и просятся, чтобы их оценили?
Девитт усмехнулся.
Очень хорошо, что мисс Торрел не видела коварной усмешки, что исказила губы президента. Иначе бы сбежала из «Меандра» без всякого увольнения. И разыскивать беглянку пришлось бы Интерполу.
День…
Еще один день ее каторги медленно — медленно близился к концу. А в четырех месяцах их о-о-ох как много! И тянутся они так медленно. Словно резиновая жвачка, которая давно стала безвкусной, и ее следовало бы выплюнуть в ближайшую урну.
Джемма сидела и сознательно мучилась в своей каморке. Ей даже не хотелось рисовать, что было не просто удивительно — симптоматично. Она отводила виноватые глаза от заточенного карандаша. Мысли ее, бестолковые и суматошные синички, кружили вокруг одной единственной фигуры. Девитт!
Как много сконцентрировалось в этой фамилии! Всего. Там скопилось все самое жуткое и неприятное, злокозненное и непонятное. И еще что-то, что она не смогла определить. Но от этого «что-то» ее кидало в гриппозный жар.
Почему он не мстит за шарж? Шарж получился великолепным. Он должен был задеть, поколебать его проволочные нервы. Какое лицо сделалось у босса, когда он его увидел! Зелененькое…
А после Девитт даже словом не обмолвился про ее шедевр. Ни вчера, ни сегодня. Только сухие фразы по существу, только деловые распоряжения, только равнодушные глаза и бесстрастный тон босса — сухаря.
Но она-то знала, как могут сверкать таинственные ониксовые глаза у Марка Девитта. И как он может преображаться, когда… Когда что? Домогается? Совращает? Соблазняет? Искушает? Обольщает?